Пленников доставили к мухтасибу. Повелитель городского базара, восседавший в центре большой судной юрты, тяжелым взглядом оглядел вошедших и поманил пальцем Матвея:
— Киля ля!
Тот приосанился и собрался было с достоинством прошагать к центру, но сильный толчок в спину заставил его в одно мгновение оказаться у ног мухтасиба. Матвей медленно поднялся, выплюнул набившиеся в рот опилки и укоризненно сказал:
— Так-то ты, господин, за лечебу мою платишь?
— За тывой лишоб я уже пылатил. У нас ровно — баш на баш, — ответил мухтасиб.
— Не щедро заплатил. Ты с того письма, видно, немало поимел, — Матвей указал на пришитый к халату знак ханской милости, — а мне лишь малую толику выдал!
— Шибко гонишь, — усмехнулся мухтасиб. — О письмо говор еще вперед… А наперед отыветь, кито тибя сюда сылал?
— Никто, сам со товарищи на ярмарку подался. Дак ведь кабы знал, как у вас тут над нашим братом изголяются, ни в жисть бы не поехал.
— Ярмарк давыно конец, а ты висе колотишь.
— Это твоя стража колотит, а мы люди смирные…
— Колотишь, колотишь, — мухтасиб закрутил пальцем круги, — коло-коло-коло.
— A-а… околачиваюсь… Дак решили товаров за зиму поднабрать по дешевке.
— Купец Вепирь гиде?
— Отъехал сразу же. А что ему делать, когда весь товар разграблен?
Мухтасиб помолчал, а потом возвысил голос:
— Мине нада знать: гиде Вепирь и кито тибя сюда сылал?
— Сколько говорено, — протянул Матвей, — ужо язык не вертится.
Мухтасиб хлопнул в ладоши.
— Мы язык виртеть помогай мала-мала. Щас увидишь.
В юрту ввели молодого татарина. Мухтасиб указал на него и сказал:
— Караван гырабил, золото копал, гиде — молшит, говорить сисняется, щас помогай будем.
Он кивнул. Из дальнего угла отделился дородный бритоголовый палач, в котором Матвей узнал слугу мухтасиба. Палач неторопливо обошел свою жертву, потом резким движением обхватил ее, зажал под мышкой и ловко опутал ноги веревкой.
— А-а-а!.. — завопил грабитель.
Мухтасиб поморщился и изобразил отвращение. Палач деловито ощупал пятки поверженного и неожиданно привычным движением полоснул по одной из них ножом. Брызнула кровь. Юрту наполнил жуткий нечеловеческий вопль. Мухтасиб разгладил лицо и с интересом взглянул на забившееся в судорогах тело. Между тем палач завернул надрез, что-то нащупал и резко дернул к себе. В воздухе мелькнула кровавая нить. Бедняга зашелся в диком крике.
Мухтасиб довольно пояснил:
— Это сы него жила вышла. Типерь нога как тыряпка будит. — Прислушался к воплям и добавил: — И душа, как тыряпка, сытал мягкий, щадит пыросит, говорить захошивал. — Он взмахнул рукой, и палач оттащил дергающееся тело.
— Ох и суров ты, господин. — У Матвея был испуганный вид. — Чем такую муку терпеть, лучше уж сразу зажмуриться.
— Ага, понимашь мала-мала. Так кито тибя сюда сылал?
— Да ведь, ей-богу, никто! — истово перекрестился Матвей. — Стал бы я перед твоей милостью лукавить!
— Ладна, молчишь щас — кричишь после… Пока тывой товариш сылушай. — Мухтасиб показал на Семена, и того подвели ближе. — А тибя, бахадур, кито сюда сылал?
— Сам приехал по купецкому делу, — спокойно ответил Семен.
— Давыно торговал?
— Не-е, с год.
— В наше место ходил?
— Не-е, только до Коломны.
— Што вез в Коломна?
— Товар кузнецкий.
— Што мыта взяли?
Семен чуть замешкался и ответил:
— По грошу с воза.
— А-а… — Мухтасиб помолчал и вдруг крикнул — Вирешь, собака! Высяки купыца зынает, што в Коломна мыта не береца. Так кито тибя сылал? Молчишь? Погрейся огонек, штоб говорил мала-мала!
Палач подошел к Семену и рванул рубаху. Помощник вынул из жаровни и подал ему раскаленный прут. Палач посмотрел на своего повелителя, дождался взмаха его руки и, радостно осклабившись, прислонил малиновый конец прута к животу Семена. Тот вздрогнул, напрягся струной, но не проронил ни звука. В глазах его застыла чудовищная боль, лоб покрылся испариной. В юрте запахло паленым мясом. Мухтасиб поморщился и мотнул головой. Палач оторвал прут и бросил его помощнику.
— Карош бахадур — кирепки, — похвалил его мухтасиб. — Мясо много — долго жарит нада. Говорит будешь? Нет? Тада дыругой сюда давай. — Он показал на Василия.
Подошедший вместе с ним начальник стражи почтительно наклонился, что-то сказал мухтасибу и подал ему отобранный самострел.
— Ай какой штука! — зацокал тот языком. — Далеко сытырляет?