— Так где же обещанная тобою воля, Темир?! — крикнул Василий.
— А зачем обманул и сказал, что саблей не владеешь? А зачем обманул, что купец? Зачем купцу так метко стрелять и так ловко владеть саблей? Он лазутчик московского князя! — повернулся Темир к стражникам. — Забить до смерти!
Толмач подбежал к Василию и радостно перевел:
— Тебе приказано умереть красивой смертью, лживый шакал. Посредством кнута твое тело будет изукрашено самыми яркими узорами. Князь желает тебе насладиться красотой своей смерти!
Прошло всего несколько минут, и полуголого Василия прикрутили к длинной скамье. Два палача деловито разложили кнуты и принялись за привычную работу. Первые удары Василий стерпел молча, а потом вскричал:
— Подлые басурманцы, лживые змеи! Пусть каждая капля моей кровушки пойдет на вашу погибель! Хлещите сильнее, пусть больше будет крови!
Ему сразу же стало легче. Сначала подумал — от крика, потом понял, что его перестали бить. А палачи в это время распластались на полу у ног самого хана Ахмата— тот вошел, привлеченный громкими криками истязуемого.
К скамье подбежал толмач и старательным, дрожащим от волнения голосом сказал:
— Великий хан спрашивает, за что ты называешь нас лживыми и почему грозишь нам карою?
— А за то, что ни одному вашему слову верить нельзя! — облизнул Василий пересохшие губы. — Тут же обманите. Трижды отпустить меня обещали и трижды рушите свое обещание.
— Это правда? — обратился хан к Темиру.
И тому пришлось рассказать все.
— Коран запрещает нам поступать против обещанного, — покачал головой Ахмат. — Что подумают о нас неверные, если мы станем нарушать заповеди пророка? Развяжите его и верните ему силы. — Он подошел ближе и пристально посмотрел на Василия: — Мне сказали, что ты храбрый и искусный воин, урус. Хочешь служить в моем войске?
— Лучше смерть! — гордо ответил Василий.
Палачи оживились, но Ахмат их успокоил:
— Преданность не должна наказываться. Ты свободен, урус! Иди и скажи своему князю: я иду, чтобы сокрушить его!
— Но, повелитель, — воскликнул Темир, — его нельзя отпускать, ибо Иван узнает о временя и направлении движения твоего войска!
Ахмат снисходительно усмехнулся:
— Солнце восходит в известный час и с одной стороны. Зная это, сможешь ли ты закрыть от него степь? Так и Иван не сможет защититься от меня. Иди, урус, и передай, что, если твой князь хочет отвратить кару от своего народа, пусть через месяц приведет к Коломне всю свою семью, казну и войско. Иди!
Василий, неожиданно отставленный от смерти, растерянно молчал и опомнился, когда Ахмат уже вышел.
— Я, чай, не один здеся! — крикнул он Темиру. — Где мои, купцы-товарищи?
— Они поторгуют дока без тебя, — ехидно ответил тот, — а ты поспеши выполнить царский приказ, пока великий хан не отнял свою милость! Стража! Проводите его в путь, и пусть он не задает глупых вопросов!
Дорога, на которую вывели его стражники, была не по-обычному оживлена: шел военный люд, пылили бесчисленные табуны, катились повозки с ратным нарядом и припасом, подтягивались дальние кочевья, исчернив дымом своих костров лазурь весеннего неба. Лишь с подъездом к рязанской земле людской поток стал редеть, а потом почти вовсе прекратился: Русь заратилась на мирных полях и пылить по дорогам ей было недосуг.
Московская земля встретила Василия заплетенными в яркие ленты березками и плывущим по рекам разноцветьем венков — шел ласковый девичий праздник семик. И наконец 23 мая, как раз на троицу-богородицу, услышал Василий родные московские звоны и увидел блеск кремлевских куполов. Радостно осенился он широким крестом и отправился к великому князю.
Услышав привезенные вести, Иван Васильевич омрачился: значит, не удалось отвратить войну. Видит бог, не нужна она сейчас Москве, ибо случай может разрушить то, что создавалось годами. Может быть, и впрямь дарами умаслить нечистивца? Да ведь опасно — известно, волку сеном брюха не набьешь. По всему выходит, что воевать крепко придется. Великий князь собрал ближних советчиков и объявил им о требованиях Ахмата.
— Что будем делать, князья? — спросил он.
— Говорили, повиниться нужно, — вздохнул Патрикеев. уловивший сомнения великого князя, — сейчас бы головы не ломали. А можа, успеем? Вестей неверных о басурманском войске еще нету, на рубежах дикопольных пока спокойно, можа, еще не поздно вину свою Ахмату принести? Ему поминки слаще войны, а нам дешевле…
Но другие советчики с Патрикеевым не согласились.
— Государь! — воскликнул князь Холмский. — Требует Ахмат тебя с войском и казною, так ты его только на треть уважь — войском своим. Тама и посудимся!