Площадь яростно загудела:
— Смерть поганым!
— Ни в жизни, ни в смерти покоя от них нету!
— Святые мощи заступника нашего поганить вздумали!
— Дети мои! — разносили бирючи обращение Филиппа. — Идет ныне к нам царь Ахмат, иконоборец и злой крестьянский укоритель. Хвалится он принять к себе землю русскую, разорить церкви православные, а вас в свою веру переложить. Заместо храмов наших свои поганы ропати[60] поставить, могилы святые порушить, по городам сызнова баскаков насадить, а князей наших честных до смерти избить!
Площадь захлестнуло новой яростной волной.
— Не бывать такому!
— Костьми все ляжем за землю, за веру нашу!
— Веди нас, воевода, на встречу с басурманами!
Митрополит подошел к ларцу со святыми мощами, поклонился и сказал:
— О чудотворный святитель Петр! Тебя господь показал роду нашему и зажег тебя, светлую свечку, и поставил на подсвечнике высоком, чтоб светить всей земле русской. Настало для тебя время молиться за нас милостивому Спасу, чтобы не пришла на нас смертная опасность и сила поганая нас не погубила. Ты ведь страж нага крепкий, а мы твоя паства. Укрепи нас и даруй победу!
И все ратники опустились на колени, повторяя последние слова митрополита. А он вручил боярину святую хоругвь с образом Спаса и выслал к кремлевским воротам по епископу со святыми образами и святою водою, чтоб всякий воин вышел ко врагу благословенным и окропленным.
2 июля, в день ризоположения честной богородицы, Успенский собор обступили новые рати — готовились к выходу князья Иван Оболенский-Стрига и Данила Холмский — воеводы полков правой и левой руки. Митрополит Филипп подвел воевод к чудотворной иконе владимирской богоматери, опустился перед ней на колени и горячо заговорил:
— О чудотворная госпожа царица, заступница всей твари человеческой, не дай городов наших на разорение нехристям, да не осквернят они святые твои церкви и веры христианской. Пошли нам свою помощь и покрой нас нетленною своею ризой, да не будем мы бояться ран и смерти, на тебя ведь надеемся, потому что мы твои рабы…
И снова бирючи доносили до ратников молитву митрополита, и снова они, преклонив колени, громко повторяли горячие слова. С той поры что ни день провожала Москва малые или большие рати. Под Коломну ушло московское городское ополчение. Из него и подошедших позже ратей северных князей должен был составиться большой полк, отданный под начало Ивану Юрьичу Патрикееву. В Серпухов стекались конные рати и отряды служилых татар. Там подняли свои стяги великокняжеский брат Андрей и воевода Петр Федорович Челяднин. Казалось, вся Русь, охваченная справедливым гневом и желанием защитить свою землю, тронулась с места и потекла навстречу супостату. Только великий князь все еще выжидал, дотошно выспрашивая частых гонцов. Да еще томились в нетерпении западные и порубежные князья — им было велено сидеть на своих местах.
Между тем под Коломной появились летучие татарские отряды. В стычках с ними были взяты первые пленники. Одного из них утром 30 июля доставили к великому князю. Пленник оказался из тумена мирзы Альмета, получившего приказ захватить перевозы через Оку. Ахмат, по его словам, подходил к Ряжску, и отделяло его от Коломны чуть менее трехсот верст. Так говорил пленник на всех допросах, то же повторил и под пыткой.
Великий князь приказал собираться в путь. В два часа пополудни отслужил он в Архангельском соборе торжественную обедню и сказал, обратившись к гробницам своих предков:
— Русские князья, прародители наши! Если имеете смелость просить Христа, то помолитесь о нашем унынии, ибо приключилось великое нашествие на нас, детей ваших. И ныне сражайтесь вместе с нами противу басурман!