Стрекоза села, на миг замерла и тут же поднялась в воздух. Альхейм еще немного полежал на спине, выставив вверх копье и следя за ее полетом. Крупная, такие часто попадались на берегах Ронсы, такая дйствительно может унести взрослого человека. Но сначала откусит ему голову огромными толстыми жвалами. Враги, всюду враги.
Он опять подошел к воде, уже смелее запасся на ночь влагой. Для этого пришлось вытрясти всю муку из мешка, все равно ее осталось немного. Бурдюк остался в лагере, возле частокола, уже далкко отсюда… Там, где прошла таинственная Смерть. По словам Чважи, она там и осталась, надолго, почти навсегда. Что же это было?
- Не об этом надо думать, - внушил себе Альхейм. - Да вообще не надо думать. Нужно опять увидеть сон, и во сне понять, как перебраться через реку. Потому что в лес я больше не пойду.
Опустились сумерки. Находясь в блаженном состоянии недумния, Альхейм разжег огонь и стал раскапывать осиную нору. Земля была глинистой, лезвие меча легко срезало пласты. Личинка, толстая, беззащитная, недовольно заворочалась, почувствовав ветерок. Гвардеец безжалостно насадил ее на меч и повесил над костром. Со звонким щелчком лопнула шкурка, в пламя закапал жир. Пока мясо готовилось, человек разделил костер надвое, уселся посередине, снял курту. Жарко, но безопасно, хвороста должно хватить.
В темноте кто-то зашевелился, подбираясь поближе. С этим ничего не поделать, ночью здесь будет много гостей. Но все-таки Альхейм не удержался, швырнул в осмелевшее насекомое головней. Это оказался всего лишь многоногий водяной паук с верхней парой глаз на отростках.
- Проваливай! - сказал ему вслед Альхейм. - Личинку я сожру один.
Так он и сделал, как следует вываляв жирные кусочки в муке, истратив почти всю соль. Последние лепешки, разломанные на куски, оставил на утро. Потом запил кушанье водой и улегся на землю, глядя на звезды. Блестящие светлячки, висят там и висят. Смотрят, запоминают, но никому ничего не рассказывают.
Вспомнилась сказка о пауке Чернолапе. Огромный, он стоял над миром, солнце проходило у него под брюхом, а звезды, глаза его, холодно следили за всем происходящим внизу. Однажды Чернолап проголодается, и тогда сожрет землю со всем, что на ней имеется. После этого ему станет не на чем стоять, и он провалится в бездонную пустоту, тут и сказке конец.
- Глупая сказка, - сонно проговорил Альхейм и перевернулся на бок, подтянув поближе копье.
В темноте потрескивали хитиновые суставы, будто насекомые тихонечко толкались, отвоевывая себе место поближе к костру. Через некоторое время надо проснуться, подкинуть хвороста, а пока… Альхейм опять увидел сон. Он разделился на несколько независмых личностей. Один гвардеец отправился через лес на запад, другой дошел с ним до седла, забрал топор, и вернулся. На берегу этот Альхейм слубил дерево, принялся строить плот. Был и третий, этот поешл вверх по течению, держась берега, что с ним стало, осталось неясным. Четвертый Альхейм ночью вошел в Ронсу и тихо поплыл на тот берег, уповая на удачу.
Проснувшись, гвардеец тяжело вздохнул. Ему не верилось, что кто-то из его двойников сумеет выжить. Лес подходил влотнуб к воде, идти на север означало одновременно получить и лесные, и речные опасности. Подбросив в костер топлива, он выпил еще воды и снова уснул, на этот раз без снов.
Альхейм не понял, от чего проснулся. Может быть, от смутного предчувствия опасности, а может, шатровики подняли шум, подбираясь к огню. Он сел, сразу кинул в костры хвороста, потом прислушался. От реки раздавались чавкающие звуки, будто какие-то твари одна за другой бултыхались в воду. На том берегу, очень далеко, пронзительно скрежетал хитин, крупные насекомые вели молчаливую, но смертельную борьбу.
Что-то было не так, что-то изменилось в непроглядной тьме, окружавшей круг света. Альхемй схватил копье, встал. Тишина. Заслонившись ладонью от огня, он стал всматриваться в сторону леса, показалось, что темнота там странно сгустилась. Что-то блеснуло… Глаза!
Будто поняв, что замечен, крупный самец шатровик подался вперед, оказался на свету. Тут же треснула ветка сзади. Едва не свалившись в костер Альхейм повернулся, и увидел еще одну тварь. Оглянулся снова - там стояли уже двое.
Шатровики значительно уступали в росте Чважи, но нечего было и думать пытаться справиться с тремя в одиночку. Как-то раз, с другими парнями-медоносами, Альхейм между рейсами к ульям подрядился выкурить семейку шатровиков, обосновавшуюся в опасной близости к огородам. Вооружившись длинными копьями, люди по трое разбирали выскакивающих из подожженного гнезда пауков, удерживая их на безопасном расстоянии. И все равно Старая самка, появившаяся последней, пугающе крупная, успела укусить двоих, сломав копья…
Для пробы Альхейм ткнул своим оружием в того шатровика, что подобрался ближе других. Тварь чуть подалась назад, но тут же вернулась, придвинулись и остальные. Один прыжок, и с человеком было бы покончено, но паки боялись огня. Альхейм схватил горящий пучок хвороста, швырнул в хищников. Они отбежали.
Быстро подбросив топлива, гвардеец усеял все пространство вокруг костров горящими хворостинами. Далеко их не кинешь, но на какое-то время этого хватит. Ночь близилась к концу, об том говорил треск саранчи, разминавшей крылья. Уйдут ли после расвета шатровики обратно в гнездо?..
Не думать! Может быть, придет какое-нибудь решение?Он сел между кострами, подгреб к себе остатки хвороста. Время от времени приходилось снова разбрасывать их кругом, потому что шатровики проявляли редкую упрямость. Чважи говорил, что у них есть разум. Чушь!
Когда рассвело, топлива почти не осталось. Пауки не спешка курсировали вокруг костров, будто знали, что игра скоро закончится. И почему им так нужен Альхейм? Он уже видел, что в паутине успели застрять несколько мух, с утра полетевших на разведку. А рядом стояли еще два самца, смотрели на сородичей. Разум…
- Ну, ребята, если уж вы решили меня сожрать, то вам это дорого встанет, - вдруг решился Альхейм. - Сами напросились.
Копьем он подгреб к себе столько разбросанного по всему лугу хвороста, сколько смог достать. Потом, швыряя впереди себя горящие палочки, стал пододвигаться к гнезду. Мысленно он ругал себя - надо было начать раньше. При свете дня огонь не так уж страшен, шатровики могут решиться до того, как гвардеец успеет отомстить.
Потея, задыхаясь от усердия, Альхейм подгребал хворост, поджигал его, и ьросал вперед, отвоевывая шаг за шагом. Сначала пауков это совсем не беспокоило, даже наоборот - они забегали вперед, будто подманивая жертву ближе к своему дому. Но когда до гнезда осталось не более двух сотен локтей, двое самцов, карауливших у паутины, решительно побежали вперед.
- Спокойно, спокойно! - взмолился Альхейм, выставляя вперед копье. - Дальше не пойдем. И огонь вот-вот потухнет, подождите еще немного!
Он стрелял неважно, но промахнуться с такого расстояний из гвардейского лука в большое гнездо невозможно. Вот только не потухли бы хворостинки - кто знает, сколько у него будет попыток? Первая стрела улетела почему-то вбок, со второй упала горящая хворостинка. Потом Альхейм чуть не пережег тетиву. Костры тухли, давая больше дыма, чем огня… Гвардеец едва удержался, чтобы не всадить стрелу в одного из пауков, самого крупного и наглого. Но этого нельзя, это спровоцирует немедленное нападение, мозгов у тварей хватит.
Наконец он попал. Сперва повалил густой дым, и Альхейм решил было, что хворостина потухла, но вот мелькнул язычок пламени. Сухая паутина прекрасно горит, потушить гнездо теперь невозможно. На высоте в десяток локтей появилась самка, размером почти с Чважи, и разгорающийся огонь лизнул ее лапы. Паучиха исчезла, побежала спасать потомтсво.
- Ну, а вы что стоите?! - закричал Альхейм шатровикам. - Бегите, горите!
Но те уе и сами мчались к гнезду. Вынести паучат, вот что они попытаются сделать. Но на то, что все шатровики сгорят, надеяться не приходится. Характер у этих тварей злопамятный, может быть, и правда они разумны… По крайней мере про Старых самок, помнящих убийц потомтва годами и подстерегающих их за городом, хожио множество легенд.