Жаль ребят, конечно. Койот был отличным малым, да и Белф тоже. Но такое случается время от времени. Не на прогулку же отправились. В туннелях разное может произойти, хотя в байки о плачущих всё-таки верится с трудом. Может, выброс газа какой-нибудь? Или стыдно признаться, что с псами не справились?
Она в очередной раз стёрла капли крови и оглядела рисунок. На сегодня достаточно. Рука начала уставать, да и крови всё больше, мешает. Но вышло хорошо: продолговатыми чешуйками узор упирался в широкую линию и расходился от неё горизонтальными лучами, сливаясь со старым рисунком. По рёбрам тянулись вниз острые зубцы. Многих деталей ещё не хватало, но даже так смотрелось очень неплохо.
Харо поднялся на ноги и похлопал её по плечу. Видно, что остался доволен.
— Всё ещё дуешься? — Слай плюхнулся рядом.
— Нет.
— По тебе видно…
Твин сердито выдохнула и посмотрела ему в глаза. В них плясали лукавые огоньки, а на щеках обозначились ямочки. Вот же пройдоха, знает, что ей не устоять перед этой вот улыбочкой!
Она отвернулась.
— Ладно, можешь злиться сколько угодно, — сдался Слай. — Дело твоё. Просто постарайся вспомнить, что я тебе обещал ещё в Опертаме.
Надо же, не забыл! Она-то прекрасно помнит: обещал, что будет с ней до конца, обещал, что сделает всё, чтобы их не разлучили, а если даже разлучат, то обязательно найдёт способ всё равно быть вместе… Детская болтовня, короче.
— Слай, ты живёшь в каком-то выдуманном мире! Какие, к чёрту, обещания? Нас купят, и мы до самой деструкции будем служить какому-нибудь зажравшемуся знатному… или поляжем на Арене. Повзрослей уже наконец!
— Ну да, — невесело хмыкнул он. — Как ты там нас назвала? Жалкие подражатели свободным?
Твин виновато потупилась. В тот раз она и впрямь перегнула палку. Уже год прошёл, а Слай всё никак не забудет эти слова. Может, всё-таки не стоит с ним так жёстко?
— Ладно, прости, ты прав. Лучше и в самом деле об этом не думать. Просто иногда лезет в голову всякое…
Слай притянул её к себе и крепко обнял:
— Гони всё это подальше, Твин. Никто не знает будущего, даже сама Госпожа.
Глава 4
Частная собственность является неприкосновенной до тех пор, пока действия её владельца не противоречат положениям закона. Неприкосновенность может быть отменена только при наличии неоспоримых доказательств причастности владельца к преступлению.
Заветы потомкам, 04.012
Максиан всегда восхищался Залом Советов, вполне справедливо считавшимся едва ли не первым чудом Регнума. Именно здесь принимались делегации из соседних городов, обсуждались дела государственной важности и проводились самые значимые торжества.
Высокий свод украшали впечатляющие сцены Великой Войны. Гигантский огненный столб на фоне крошечных городов вздымался к неподвижным белым облакам. Справа — стальное дуло танка, нацеленное на женщину с младенцем; слева — безликое войско, ощетинившееся стволами штурмовых винтовок. Всё это — послание потомкам, чтобы не забывали, к чему приводят технологии в совокупности с гордыней и алчностью.
Не менее впечатляюще выглядели и стены, служившие картой всего Прибрежья: с его лесами, степями и тремя основными городами — Регнумом, Опертамом и Южным Мысом. Каждая линия, каждая пометка были обстоятельно продуманы и тщательно сверены.
Мелкие города и деревни отмечались знаками, раскрывающими основной промысел местных жителей. Коровья или овечья головы говорили о разведении скота, колос — фермеры выращивают злаковые, ремесленные инструменты — поселение славится плотниками или кузнецами.
Были и другие метки, менее безобидные: «Будь настороже, путник, — сообщали скрещённые топоры, — здесь можно остаться без кошелька и даже проститься с жизнью».
Оскаленным черепом отмечались поселения дикарей — бельмо на глазу королевства. Уруттанцы, как они себя называли, упорно сражались за каждый клочок земли. Сколько бы королевские войска ни сжигали их лачуги, те упрямо возвращались вновь и вновь, будто им мёдом намазано.
Впрочем, объяснение их настойчивости весьма банально. После Великой Войны «чистые» земли стали самым ценным ресурсом человечества. Даже дикари, чья кровь давно смешалась со скверной, не смогли бы выжить в местах, которые на карте были отмечены древним знаком невидимой опасности: три жёлтых лепестка, замкнутые в круге.
Мало кто из ныне живущих помнит истинное значение этого символа, но о чём он предупреждает, знает каждый мальчишка в королевстве. Путник, повстречав такой знак, обходил проклятое место за километры, а по возвращении домой спешил в Храм Песен и жертвовал всё, что мог, умоляя богов уберечь его семью от скверны.
Стену с картой разделяли пилястры с электрическими лампами — остатки древних технологий, от которых люди так и не смогли до конца отказаться. Свет они давали слабый, тусклый, современные электрогенераторы не отличались мощностью и тем паче надёжностью.
Бывало, весь каструм и вовсе оставался без электричества до тех пор, пока мастера не устранят поломку, а это могло затянуться и на неделю. Поэтому в дополнение к лампам чуть ниже висели керосиновые светильники. Но днём зал не нуждался в освещении: высокие окна пропускали достаточно света даже в пасмурную погоду.
Кроме самого Максиана за громоздким мраморным столом сидели ещё пятеро. Торец стола, как и полагалось, занимал король.
Руки Юстиниана украшали массивные перстни. На замшевом жилете поблёскивали золотые пуговицы. Высокий воротник касался самого подбородка, то и дело цепляя любовно причёсанную бороду. Рукава атласной рубахи король небрежно закатал почти до самого локтя. Бесцветные брови нахмурены: на этот раз генерал Силван, возглавляющий королевскую армию, явился с плохими вестями.
— Два посёлка близ Регнума и пять у Южного Мыса. Дикари разграбили всё подчистую! Если не вмешаться, Прибрежье снова рискует остаться без урожая. Они что проклятые во́роны, сметают всё на своём пути.
— И что вы предлагаете, Силван? — Юстиниан задумчиво поправил бороду.
Силвана уважали во всём королевстве. Слава былых побед пусть и поблёкла, но с его опытом считались даже враги. Несмотря на преклонный возраст, он оставался крепким закалённым в боях солдатом и проводил почти всё время в гарнизоне, называя его своим единственным домом.
— Нужно отправить к Мысу пару сотен стрелков с кавалерией, пусть отстреляют ублюдков и сожгут их хибары дотла.
— Разве это остановит грабежи? — поинтересовался Корнут.
— Не остановит, но пыл поубавит, — пояснил Силван. — Кому охота зимовать под открытым небом?
— Если отправить половину войска, тогда Регнум останется без защиты, — проговорил король. — Можем ли мы позволить себе так рисковать накануне Во́роновой Осени?
— Не беспокойтесь, Ваше Величество, — кисло улыбнулся Силван, — больше месяца поход всё равно не продлится. К тому же с нашими воронами прекрасно справится и пара десятков стрелков. В крайнем случае подключим терсентум.
— Ваша взяла, генерал, займитесь этим.
— Так точно, Ваше Величество.
— Раз уж мы заговорили о грабежах, — Аркарус, королевский казначей, сердито сверкнул глазами, — последнее время сопротивление сильно досаждает караванам на Теневом тракте. На прошлой неделе наглецы снова напали на торговцев, а несколько месяцев назад выкрали десяток осквернённых.
— Всё это мы уже слышали, — отмахнулся Силван. — Ущерб от них едва ли стоит королевского внимания. Дюжина алых львов — и головы недоносков украсят Площадь Позора не позже следующего четверга.
— Эти, как вы их любезно назвали, недоноски, умудряются избегать даже тщательно организованных облав, — сухо заметил Корнут. — За два года полиции так и не удалось выяснить, откуда тянется змеиный хвост, зато успели собрать впечатляющую коллекцию серебряных стрел. Вы, Силван, настолько привыкли созерцать свои былые заслуги, что совершенно не замечаете, что творится у вас под носом.