Плевать, если кто услышит. Пусть схватят и казнят, пусть избавят её от унизительного существования в тени этой гнусной твари. По крайней мере не придётся сидеть с ним за одним столом и притворяться, что ничего не происходит.
Ей уготована жалкая жизнь очередной жертвы этого мира. Ничтожное зёрнышко, перемолотое в жерновах тщеславия.
Чем её жизнь лучше жизни осквернённых? Те хотя бы могут позволить себе быть самими собой, а не как она, трусливо скрываться и молиться богам, чтобы одной ночью вдруг не открылась дверь, и в комнату не вошёл он; чтобы не обнаружилась правда, заставляя её вздрагивать от каждого шороха в ожидании палача. А это неизбежно.
И какой у неё выбор? Сжать зубы и терпеть до самой смерти? Даже если дядя не тронет её, а просто продаст, как породистую кобылу, какому-нибудь нашпигованному золотом знатному, что это изменит?
Они сыграют свадьбу и будут жить «счастливо» ровно до тех пор, пока не появится младенец-осквернённый, которого тут же вырвут из её рук и отдадут Легиону. И так будет с каждым её ребёнком, пока не выяснится настоящая причина. А после — унизительная казнь на Площади Позора.
Ровена горько усмехнулась, представляя, как её дитя клеймят очередным номером, а её собственная голова украшает самый высокий кол на Площади. Люди будут презрительно сплёвывать при одном упоминании её отца. О нём будут говорить как о малодушном самодуре, который покрывал осквернённую дочь, попирая законы государства.
Хороша же перспектива, нечего сказать! Впрочем, выход есть.
Как во сне, Ровена медленно поднялась и подошла к окну. Всего один шаг. Быстрая смерть, почти мгновенная. Она ведь любит смотреть на море, так почему бы не стать его частью?
Створки со скрипом распахнулись. Безграничная гладь манила, шум прибоя убаюкивал, тёплый ветер ласково трепал волосы.
Сама того не замечая, она оказалась на подоконнике. Всего лишь маленький шажок, и всё закончится. Исчезнет ненавистный дядя, исчезнет скверна, исчезнет она сама. Быть может, там, после смерти, она встретит своих папу с мамой, быть может, там… она наконец будет счастлива?
Ровена вдруг почувствовала долгожданную лёгкость и умиротворение, захотелось окунуться в них с головой, забыть всё и навсегда и стать, наконец, по-настоящему свободной.
Дверь с грохотом распахнулась. Ровена закрыла глаза и приготовилась шагнуть. Чьи-то руки схватили за платье и потянули назад. Не удержавшись, она рухнула на пол вместе со своим спасителем.
— Госпожа, что вы творите?! — глаза Восемьдесят Третьей расширились в изумлении.
— Зачем ты пришла? Ты всё испортила! — так и продолжая лежать на каменном полу, Ровена прикрыла лицо руками.
— Всё в порядке? — послышался голос Морока.
— Дверь закрой! — рявкнула легата. — Снаружи!
Она помогла Ровене подняться и, усадив её на кровать, опустилась рядом на пол:
— Не знаю, что у вас там стряслось, но это не повод сигать с такой высоты.
— Ты ничего не понимаешь!
— Может, и не понимаю, госпожа, но точно знаю, что на одну причину умереть всегда найдутся две, чтобы жить дальше.
— У меня не нашлось, — Ровена сползла с кровати и села рядом. — Это единственный выход.
— Нет, это просто слабость, — фыркнула легата. — Боритесь, госпожа! Рвите врагов зубами до последнего вздоха. Даже если вы проиграете, победа уже не покажется им такой лёгкой и сладкой.
— А если враг непобедим? Если он способен втоптать тебя в пыль? Не лучше ли тогда сохранить свою честь?
— Честь вы сохраните, когда, умирая, будете до последнего вгрызаться в глотку своего врага!
— Боюсь, мои зубы не так остры.
— Не узнаете, пока не проверите, — глаза Восемьдесят Третьей лукаво блеснули.
Ровена задумчиво взглянула на свою собеседницу. Она-то уж точно знает, о чём говорит. Выжить в Легионе способен далеко не каждый, и никто из них там не оказывается по своей воле.
Забавно, вот они сидят вдвоём — принцесса и невольница. Но так ли уж велика разница между ними? Да если бы не отец, и ей бы носить эту ужасную маску на лице и кланяться в пол каждому свободному.
Разве это справедливо? Чем осквернённые всё это заслужили? Только тем, что это написано в каком-то там кодексе? Не будь его, дядя никогда б не посмел и пальцем её тронуть, не погиб бы отец, не было бы столько поломанных судеб.
Ей вдруг стало обидно, но почему-то ещё и стыдно за себя, за свою слабость, за то, что опустила руки, даже не попытавшись хоть что-то сделать. Восемьдесят Третья права! Можно уйти тихо, как тень, а можно хорошенько встряхнуть это осиное гнездо, уже не боясь быть изжаленной.
Глава 5
Технологии — это искушение, поддавшись которому человечество уже однажды разрушило безопасный, полный изобилия и красоты мир, погрузив его во мрак бездны.
Мы, выжившие после Великой Войны, сознательно отказались от всех благ высокотехнологической цивилизации, оставив только самое необходимое для жизни.
И мы призываем наших потомков помнить, к каким последствиям приводят алчность и жажда власти вкупе с технологиями и оружием массового поражения. И всем сердцем надеемся, что люди будущего будут относиться к природе и окружающему миру разумнее и уважительнее, чем это делали наши современники.
Отрывок из автобиографии Аврелия Первого «Размышления на руинах» от 23 года после Великой Войны
Корнут опаздывал. Непростительно для первого советника короны, но кучер, видимо, снова налакался. Пришлось послать за наёмным извозчиком.
Хотелось бы провести этот день с большей пользой — дел целый воз и тележка, а вместо этого придётся развлекать всяких высокомерных толстосумов, слетевшихся со всех сторон Прибрежья, как коршуны на запах крови. Но испытывать благосклонность Юстиниана лучше не стоит, пропустить закрытие гладиаторского сезона равносильно плевку в королевский лик.
К счастью, наёмный извозчик не заставил себя долго ждать, и уже через десять минут Корнут смотрел на мелькающие дома через окно кареты. Удобство, конечно, ни в какое сравнение с его собственным экипажем: сиденье узкое, продавленное, бесконечный скрип колёс. Но выбирать не приходилось. Ничего, со своим кучером он позже разберётся.
Со скучающим видом Корнут рассматривал бесконечную череду домов, жмущихся друг к другу, как синицы на морозе. Мелькали закусочные с кричащими вывесками, натёртые до блеска витрины торговых лавок, запертые двери жилых домов.
Разноцветные фасады постепенно редели, всё чаще мозолили глаз обшарпанные стены с обвалившейся штукатуркой и мутными оконными стёклами некрашеных рам. По приказу кучер выбрал самый короткий путь, пролегающий через фавелы столицы. Благо тесные проулки сегодня пустовали. Весь Регнум, если не половина Прибрежья, собрался на Фулгурской Арене.
Подковы пары гнедых выбивали искры из мостовой. Карета скрипела и угрожающе раскачивалась, редкие прохожие недовольно сторонились, уступая дорогу летящему с грохотом экипажу.
Шум Арены стало слышно ещё задолго до того, как они подъехали к южному входу. Высокие стены стремительно вырастали вдалеке, доминируя над двухэтажными зданиями.
Спустя несколько минут, жалобно скрипнув, карета остановилась. Корнут поднял взгляд на стены Арены. Если бы не долг службы, и за километр бы не подошёл к этому проклятому месту. Хотя сооружение действительно грандиозное: гигантские стены шестиугольником вздымались к самому небу. Ровная белоснежная кладка — все до единого блока доставлены из самого Южного Мыса — сильно отличалась от привычного для столицы багрового камня. Каждый угол гексагона украшали флаги с тремя красными волнами по центру белого поля — герб Прибрежья.
Невероятно, сколько усилий и денег потратил Августин, отец Юстиниана, чтобы отстроить такую громадину всего за пару лет. Наверняка торопился оставить свой след в истории.
Под самыми стенами оставались те немногие торговцы, которым не удалось попасть внутрь. Вяло зазывая немногочисленных покупателей отведать «свежих» пирогов с мясной начинкой или утолить жажду фруктовой водой, они с угрюмыми минами лениво отгоняли от товара назойливых мух.