— Это ты ему рассказываешь? — Девятнадцатый фыркнул.
— Кому ж ещё!
— Мы, брат, через весь туннель наших несли, — Триста Шестой сердито сплюнул. — Так что нечего нам тут втирать. Сами ещё рассказать можем будь здоров.
Шестьдесят Седьмой переменился в лице, напыщенность как гиена слизала:
— Не знал… Псы, что ли?
Харо, до этого слушавший беседу вполуха, тут же переключил внимание на говорящих. Ни Шустрый, ни Триста Шестой ни разу не упоминали о произошедшем, во всяком случае не при нём. Хорошо же их в тот раз потрепало, но, несмотря ни на что, держались они достойно.
— Если бы, — невесело хмыкнул Шустрый. — На плачущих нарвались.
Шестьдесят Седьмой тихонько присвистнул:
— Хрена себе!
— Одного не пойму, — задумчиво проговорил Двести Тридцать Четвёртый, — какого вы туда вообще полезли?
— В том-то и дело, чистым туннель считался, — пожал плечами Триста Шестой. — Их там ввек не водилось.
Собеседник растерянно почесал затылок:
— Ну и дела-а… А как они хоть выглядят-то?
— На тени похожи, — пояснил Шустрый. — Что те призраки из детских страшилок. Мы сначала и не поняли, что за дрянь. Только с псами справились, а тут вытьё, тихое такое, почти неслышное. Я ещё тогда решил, может, псину какую не добили. А сейчас вот думаю, если б не остались на том же месте, может, и обошлось бы… И знаешь, что самое стрёмное? Когда коснётся тебя такая вот тень, крыша едет сразу, так что смерги по сравнению с этой дрянью что щенки безобидные. Чёрт, да я от одного только воспоминания их плача с трудом сдерживаюсь, чтоб в портки не наложить.
В загоне повисла тишина. Плачущие — явление редкое, и о них толком ничего не известно. Наверное, потому они и считаются самыми опасными тварями Прибрежья.
— Гы… Была у меня одна такая плачущая, — не выдержал затянувшегося молчания Шестьдесят Седьмой. — Только притронется, а крыша уже дымоходом помахивает.
— Это ты о хромой, что ли? — хохотнул Двести Тридцать Четвёртый.
— Пошёл ты, придурок! Вспомнил на ночь глядя!
— А вы, кстати, неплохо вместе смотрелись, — он повернулся к остальным. — В общем, на прошлой Зимней Неделе намутили мы пару бочонков вина и решили позвать цыпочек-сервусов. Ну те и притащили с собой подружку. Рябая такая, одна нога короче другой. Мы жребий между собой кинули, чтобы потом споров не возникало. Догадайтесь, кому выпала «красотка».
— Так а что мне оставалось? — принялся оправдываться Шестьдесят Седьмой. — Да и после пары кружек вина не такой, вроде, страшной казалась.
— Ага, рассказывай тут, — хохотнул Двести Тридцать Четвёртый. — Слышу, короче, звук, будто душат кого. Подхожу, а этот дурак её мордой в подушку впечатал, башку зафиксировал, чтобы не дрыгалась, и имеет бедолагу, как в последний раз. И с такой тоской на роже, аж самому тошно стало.
— Мать твою! — Триста Шестой загоготал. — Выжила хоть?
Устав от их болтовни, Харо спрыгнул с койки и вышел из загона. У этих недоумков любые разговоры заканчивались одним и тем же, будто, кроме самок, других тем не существовало.
Зайдя за угол, он прислонился к стене и натянул маску, без которой на морозе не обойтись, а то загреметь в лазарет, как два пальца…
Пожухлая трава, хрупкая как стекло, тихо хрустнула под подошвой. Небо чёрное, ни облачка, всё мерцало бесчисленными звёздами.
Керс как-то рассказывал, что все эти яркие точки — такие же солнца, только находятся очень далеко. И что, вполне вероятно, рядом с ними тоже есть планеты-земли, и на них вполне могут обитать люди. Интересно, а есть там планета только для осквернённых? Здорово, если б была! Ни хозяина тебе, ни кнута, ни нудных стояний столбом на одном месте с утра до вечера! Живи себе как хочешь — полная свобода. И не надо ни у кого её вымаливать или выдирать зубами, она по праву принадлежит тебе с самого рождения.
Но пока он ещё здесь, в этом сраном Прибрежье, переться ему в ночь на караул. И всё бы ничего, только в этот раз Восемьдесят Третья зачем-то распределила его именно к принцессе.
Странно… Её же Морок всегда стережёт, а тут ни с того ни с сего старшая вдруг отправила того на дневной пост, а ему приказала без четверти восьмого быть как штык у покоев девчонки. С чего бы это?
Хотя какая разница, ещё над этим голову себе ломать. Хватает и этой парочки с их разборками. И вот чего им не живётся спокойно! Ладно бы друг с другом собачились, не впервой же, так и его зацепило. Слай третьи сутки как воды в рот набрал, а Твин… ну, нахер не посылает, и то хорошо. И что они опять там не поделили?
— Здаров, — рядом материализовался Семидесятый и, нацепив эту свою хитрую ухмылку, подпёр стену рукой.
Лёгок на помине, мать его. А по-нормальному появляться нельзя?
— И тебе не хворать.
— Отойдём? — Слай кивнул в сторону площадки. — Поговорить надо.
Харо равнодушно пожал плечами: надо так надо.
— Давай напрямую, — заявил друг, как только они отошли подальше от загона. — Что там у Керса с Твин?
Начинается… По ходу, между собой грызться им надоело.
— В смысле?
— Хорош уже с фоном сливаться, братишка, нормально ответь. Давно он на ней залип?
— А мне-то откуда знать!
— Да брось! Ты же корешился с ним больше моего, ещё с Мыса.
— И что с того?
— Хочешь сказать, он тебе ничего не говорил? — Слай недоверчиво прищурился.
— С чего бы вдруг?
Не то чтобы Керс намеренно что-то скрывал, просто сама эта тема никогда толком не затрагивалась. Харо догадывался, что Твин небезразлична другу, но лезть не в своё дело не собирался.
— Чёрт, Харо! — Слай негодующе пнул сапогом камень. — Ты можешь просто ответить на вопрос? По-хорошему.
— Что значит «по-хорошему»? — ощетинился он. Это что, угроза?
Семидесятый и раньше не отличался сдержанностью, вспылить мог из-за любой мелочи, но в этот раз он явно хватил через край. Похоже, давно ему самомнение не вправляли. Гладиатор херов.
— Послушай, брат, — опомнившись, Слай сбавил гонор, — для меня это всё как ножом под ребро, понимаешь? Мне просто нужно знать, что между ними было. Керс же сох по ней, верно?
— А тебе какое дело, по ком он там сох?
— В смысле, какое дело! — вытаращился на него друг. — Он там Твин по углам зажимал, а я, по-твоему, закрыть глаза на это должен?!
Ну всё, достал.
— Ты что несёшь, псина! — уже не сдерживая накопившейся злости, Харо тряхнул его за грудки. — Совсем крыша поехала? Кто там кого зажимал? Твин же без тебя, кретина, жить не может. Да и Керс бы никогда…
— Ты уверен? — и, заметив его сомнения, Слай осклабился. — Можешь сам у неё спросить, если хочешь.
Всё ещё подозрительно глядя на друга, Харо разжал пальцы. Непохоже, чтобы Семидесятый врал. Но даже если что-то и было, не поздно ли кулаками махать? Керсу всё равно уже рыла не начистить, не факт, что они вообще свидятся когда-нибудь, а рвать из-за этого с Твин как-то глупо.
— Не знаю, Слай, что там у них было, но нафига ты в прошлом ковыряешься? Что это изменит?
Тот раздражённо потёр лицо и шумно выдохнул:
— И с кем я разговариваю! Постой-ка… Ты что, задницу ей прикрываешь? — его прищур сменился полным недоумением. — Смергов ты выкидыш! Как же я сразу не догадался. Ты ведь знал обо всём! Знал, что Керс слюни на неё пускает, знал, что той ночью было… Ты же сам меня остановил: «Пусть поговорят, ему поддержка нужна». Поверить не могу!
Вдалеке разнёсся бой башенных часов. Скоро заступать на пост, и лучше поторопиться. Восемьдесят Третья та ещё зануда, она ж весь мозг выжрет за каждую минуту опоздания.
— Думай что хочешь, брат. Мне пора.
— Э нет, дружище, мы ещё не закончили, — Слай преградил ему дорогу. — Ответь на вопрос и можешь валить хоть к псу в дупло. Ты ведь знал, что они трахались?
— Нет.
Семидесятый скривился, продолжая стоять на пути.
Не верит. Да уж, если этот вбил себе что в голову, переубеждать бесполезно. На чёрта он тогда разговор этот затеял, если слышит только себя?