– Когда я вступлю в права наследства, то куплю себе конюшню получше, – заметил Джонни, вновь непостижимым образом угадав мои мысли. – А эту я арендую. Опекуны, видите ли.
– Приятное место, – мягко сказал я.
– Но неудобное.
Тем не менее его опекуны вкладывали деньги в стоящие вещи, у каждой из которых были четыре ноги, голова и хвост. Хотя шел восстановительный период, все пять лошадей выглядели мускулистыми и хорошо упитанными. В основном это было потомство чистокровных жеребцов от охотничьих кобыл, смотрелись они как картинка, а Джонни с увлечением и гордостью рассказывал мне историю каждой лошади. Впервые за время нашего знакомства он ожил. В нем проявились целеустремленность и неподдельный фанатизм – вечное топливо олимпийского огня.
Казалось, даже рыжие кудри Фаррингфорда стали жестче, хотя, возможно, виной тому был сырой воздух. Но блеск в его глазах, крепко сжатые зубы, энергичные движения – все это не было связано с погодой. Энтузиазм такого рода сродни заразной болезни. Я сразу же почувствовал в душе внутренний отклик и понял, почему все так старались помочь ему с поездкой в Россию.
– С этой лошадью у меня и британской команды появляются хорошие шансы. Но это не высший мировой класс, я знаю. Мне нужно что-нибудь получше.
Немецкая лошадь. Я видел ее. И я мечтаю об этой лошади. – Он перевел дыхание и негромко хохотнул, словно ощущал свою одержимость и пытался замаскировать ее. – Я еще кое-что вам скажу.
Хотя в его голосе слышалось самоосуждение, но на лице, покрытом чуть поджившими порезами, оно никак не отразилось.
– Я завоюю золото, – закончил он.
Глава 3
Мои сборы в поездку представляли собой решающий смотр сил и подтягивание резервов для обороны ослабленных легких по принципу "кто предупрежден, тот защищен". Кроме того, я уложил толстый шерстяной шарф, запасные очки, пару романов и фотоаппарат.
– Ты ипохондрик, – констатировала Эмма, взиравшая на мою аптечку со смешанным чувством насмешки и трепета.
– Не говори под руку. Все, что здесь есть, – необходимо.
– Ну конечно. Вот это, например, что такое? – Она вынула пластиковый пузырек и встряхнула его как погремушку.
– Таблетки вентолина. Положи на место.
Эмма все же сняла крышку и вытряхнула таблетку на ладонь.
– Маленькая розовая. Для чего она?
– Помогает дышать.
– А это? – Она поднесла к глазам маленький жестяной цилиндрик и прочла надпись на желтом ярлычке. – Интал в капсулах?
– Помогает дышать.
– А это? Это? – Она вытаскивала упаковки одну за другой и укладывала в ряд.
– Это?
– То же самое.
– А шприц, помилуй Бог, зачем шприц?
– Это последний рубеж обороны. Если адреналин не поможет, придется взяться за него.
– Ты серьезно?
– Нет, – ответил я, хотя, возможно, следовало сказать "да". Правильного ответа я никогда не знал сам.
– Почему такая паника из-за легкого кашля? – Эмма окинула взглядом устрашающую выставку приспособлений жизнеобеспечения с превосходством человека, от природы щедро одаренного здоровьем.
– Мрачные предчувствия, – заявил я. – Положи-ка все это на место.
Она так тщательно укладывала лекарства, что я рассмеялся.
– Знаешь, – задумчиво сказала Эмма, – ведь все эти снадобья от астмы, не от бронхита.
– Когда я заболеваю бронхитом, у меня начинается астма.
– И так далее?
Я отрицательно помотают головой и спросил в свою очередь:
– Как насчет того, чтобы отправиться в кровать?
– В воскресенье, в полчетвертого дня, да еще с инвалидом?
– Мы справимся.
– Тогда ладно, – согласилась Эмма, и все было великолепно, причем я ни разу не кашлянул и не высморкался.
На следующий день Руперт Хьюдж-Беккет в своем лондонском офисе вручил мне билет на самолет, визу, гостиничную броню и список с именами и адресами. Он должен был отдать мне еще кое-что.
– А как насчет ответов на мои вопросы?
– Боюсь... э-э... они пока что недоступны.
– Почему?
– Материалы все еще... э-э... в руках следователей.
Он старательно прятал от меня глаза, изучая свои руки с точно таким же интересом, как когда-то в моей гостиной. Он должен был уже знать на них каждый волосок, каждую морщинку и жилку.
– Вы, наверно, хотите сказать, что даже не начинали работу? – недоверчиво спросил я. – Вы должны были получить мое письмо самое позднее в прошлый четверг. Шесть дней тому назад.
– Вот ваши фотографии. Но вы же понимаете, что... э-э... были некоторые... трудности в том, чтобы в такой короткий срок оформить визу.
– Какой смысл в визе, если у меня нет информации? А разве вы не могли одновременно добыть и то и другое?
– Мы думали... э-э... факс. В посольстве. Мы сможем выслать вам сведения, как только получим их.
– А я буду непрерывно бегать вокруг и смотреть, не влетел ли в форточку почтовый голубь?
Хьюдж-Беккет строго улыбнулся, не разжимая неподвижных губ.
– Вы можете позвонить, – указал он. – Телефон есть в этой бумаге.
– Он чуть откинулся в своем роскошном кресле и посмотрел честным взглядом на свою руку, словно рассчитывал увидеть, что линия жизни на ладони за последние полминуты успела полностью изменить конфигурацию. – Мы, конечно, поговорили с врачом, который оказывал помощь Гансу Крамеру.