– У вас пальцы разбиты! – тревожно воскликнула Гудрун.
– Немного ссадил, – пробормотал я, вынимая из конверта бумаги. Как Стивен и предупреждал, там была внушительная стопка. Хьюдж-Беккет демонстрирует усердие, хмыкнул я про себя. Но вскоре выяснилось, что я был не прав. Работа была высший класс.
– Пока я буду это читать, не могли бы вы посмотреть эти штучки? – Я указал на жестянку из-под леденцов и кучку Мишиных бумаг. – Переведите их для меня.
Они принялись рассматривать бумажки, передавая их друг другу и негромко переговариваясь. Я в это время читал первую часть сообщения. В ней исчерпывающе излагалась история жизни Ганса Крамера, причем подробностей было гораздо больше, чем я мог ожидать. С трехлетнего возраста он начал выигрывать призы на пони. Учился в восьми различных школах. Похоже, что он был болезненным ребенком. По крайней мере, до двадцати пяти лет он часто обращался к врачам, но годам к двадцати восьми, похоже, перерос свои болячки. С этого времени интерес Крамера к лошадям заметно усилился; и он начал выигрывать соревнования высшего уровня. Два последних года – до самой смерти – он непрерывно ездил по всему миру, выступая то в личном зачете, то в составе сборной команды Западной Германии.
Далее следовал абзац под заглавием "Свойства характера". В нем, вопреки обычаю, о мертвом говорили довольно плохо.
"Отношения с товарищами по команде напряженные. Характер сложный. В обращении холоден. Друзей не имел. Увлекался порнографией, как связанной с изображениями женщин, так и гомосексуальной, но сексуальных связей за ним не замечалось. Можно было подозревать стремление к насилию, но в целом свое поведение вполне контролировал".
Далее следовало краткое сухое сообщение:
"Тело было возвращено родителям, проживающим в Дюссельдорфе, и кремировано".
В сообщении было еще много что почитать, но я отвлекся от факса, чтобы взглянуть, что делают Стивен и Гудрун.
– Что вы накопали? – поинтересовался я.
Четыре автографа немцев. Написанный по-русски список щеток и всяких других штук для ухода за лошадьми. Другой список, тоже по-русски – время и, видимо, занятые места – наверно, относился к конным соревнованиям. Там было написано: "кросс, старт в два сорок, не забыть подготовить комплект для взвешивания". Оба списка скорее всего составил Миша. Это был своего рода дневник. Там было записано, что он делал с лошадьми, чем их кормил, и, пожалуй, больше ничего такого.
– А что насчет бумажки из коробки с леденцами?
– Ах, да... Честно говоря, мы здесь мало чем можем помочь.
– Почему?
– В этих надписях нет никакого смысла. – Стивен смешно вздернул брови. – А может, моя-твоя уметь понимать чепуха?
– Кто знает, возможно, и сумеем.
– Ладно, если серьезно, то нам кажется, что здесь записано одно и то же, один раз по-русски, а другой – понемецки. Но на обоих языках это не обычные слова, к тому же они записаны слитно, без разрывов между словами.
– А вы могли бы написать все это по-английски?
– Проще простого.
Взяв конверт, в котором принес факс, Стивен написал длинный сплошной ряд букв.
– Вот туг, в конце, получаются прямо-таки нормальные английские слова... – Закончив писать, он вручил мне конверт. – Вот и все. Ясно, как в тумане.
Я прочел: эторфингидрохлорид245мгасепрмазинемалкателомгхлорокреололдиметилсульфокид90антагонистналаксон.
– В этом есть какой-нибудь смысл? – растерянно спросил Стивен. Наверно, химическая формула?
– Один Бог знает. – Я почувствовал запах жареного. – Может быть, эта самая штука находится в ампулах: ведь на них напечатано что-то вроде "налаксон".
Стивен взял крохотную ампулу и поднес ее к свету, пытаясь разобрать надпись.
– Наверно, так оно и есть. Длиннющая формула для капельки жидкости.
– Он положил ампулу в коробку и накрыл ее тем же самым листом бумаги.
– Да, пожалуй. Больше ничего на листке нет. А что это за грязная матрешка? – Он повертел в руках куклу. – Где вы ее взяли?
– Там остальные Мишины сувениры.
– Что вы говорите? Можно взглянуть?
Чтобы раскрыть матрешку, ему пришлось приложить не меньше усилий, чем мне перед этим. И точно так же, как и у меня, ее содержимое высыпалось.
Стивен и Гудрун бросились собирать сокровища с пола.
– М-да, – хмыкнул Стивен, разбирая надписи на ветеринарных препаратах. – Тот же самый жаргон. Эти снадобья на что-нибудь годятся?
– Нет, если, конечно, у вас в постели не завелись клопы.
Он сложил все содержимое обратно в матрешку, включая жестянку и карточки с автографами.
– Вы, наверно, хотите, чтобы я отнес все это Елене на новую квартиру, когда она, наконец, въедет туда?
– Было бы прекрасно, если бы вы нашли на это время, – ответил я. Лучше вернуть Мише его игрушки?
– Да.
Стивен пристально посмотрел на меня.
– Мы с Гудрун собирались поужинать с друзьями, – сказал он, – и я думаю, что хорошо бы вам пойти с нами.
Я открыл было рот, чтобы сказать, что не гожусь для визитов, но он не дал мне и слова сказать.
– Гудрун, будь умницей, выйди и подожди нас в кресле около лифтов, а я попробую напялить на нашего друга какую-нибудь одежду и застегну ему пуговицы. – Он показал на мои распухшие негнущиеся пальцы. – Гудрун, любовь моя, иди. Мы быстро управимся.
Она покорно вышла, длинноногая и великодушная.