— Давайте выпьем, — предложил епископ, разорвав неловкую паузу. — Почтим человека своим добротным вином. Герцогиня, тебе налить?
— Меня зовут Алекса, — сообщила она, протянув пустой кубок, — хватит называть считать меня герцогиней человека, от которого я ушла.
— Ты ушла, — подтвердил епископ, — но сохранила ваш брак. Думаю, через несколько дней побежишь к нему и просишь прощения.
— Возможно, побегу, но я хочу проучить человека, который меня обманывал целых три года. Мы прожили все это время, а он даже не посмел консуммировать наш брак. Скажите, братья, женщина становится пошлой, если желает любви от своего мужа?
— Нечего подобного! — заявил Элиот. — Любовь к своему мужу остается чистой. Если бы ты посмела ему изменить, он мог тебя сослать в монастырь, но его поведение кажется странным.
— Я соглашусь с вами обоими, — сказал епископ, — но ты принадлежишь своему мужу, Алекса. Он имеет на тебя полное право. Ему позволено делать все, что захочет. Если муж воспитывает свою жену, что в этом плохого? Ты ведь сама вышла за него замуж.
— Муж должен воспитывать, — согласился Элиот, — а как же любовь?
— О чем ты? Я же объяснил…
— Ты сказал только о принадлежности и воспитании своей жены. Брат, ты ослеп? Может быть, хотя бы посмотришь на нашу сестру Алексу?
Все монахи разом посмотрели на герцогиню, ей даже стало не по себе, от их голодных взглядов. Только сейчас Алекса пришло осознание общества, в котором она оказалась. Монахи приняли обеты, но остались мужчинами.
— Что?.. — взволнованно промолвила она.
— Любуемся твоей красотой, — признался епископ, опираясь на локоть, — а я только заметил, что наша сестренка такая привлекательная. Слушай, если ты осталась, может быть, мы тебе волосы срежем? Чтобы ты монахов перестала смущать.
— Не стоит, — вмешался Алик, — я думаю, она уйдет через пару дней. Зачем портить такую красоту?
— Простите, — смутилась Алекса, понимая, что монахи уже напились, — мне стоит уйти, чтобы не смущать вас.
— Останься, — настоял Элиот, прижавшись к герцогине, — твоя красота не смущает, а радует глаза. Вот я, к примеру, евнух. Ты просто украшаешь моё общество, но никак не будоражишь.
— Евнух? — уточнила Алекса. — А что это значит?
— Суд признал меня виновным в разгульном образе жизни, — признался Элиот, — я совершил ошибку, когда переспал с принцессой королевства Фрагиль.
— Его поймали в постели маленькой наследницы, — сообщил епископ, — когда молодой Элиот служил королю телохранителем. Брат, а как звали того короля?
— Это было так давно, что я даже забыл. Пирс или Парс. В общем, меня поймали, отправили в суд, но решили сохранить жизнь, чтобы я смог загладить вину.
— Но почему тебя назвали евнухом? — спросила Алекса.
— Его лишили мужского достоинства, — ответил Алик. — Впрочем, ты же никогда его не видела….
— Это мужские гениталии, — обозначил Элиот. — Показывать не буду, но у меня не осталось ощущений любви. Их забрали, когда отрезали мой член и яйца.
— Ну, все! — резко вмешался епископ. — Живо прекратите говорить о таком в монастыре всевышних сил. Будете себя так вести, поставлю в угол.
— Прости… — хором сказали Алик, Элиот и Алекса.
Переглянувшись, все разом засмеялись.
Решение
***
Этим осенним дождем Алекса столкнулась с выбором, который изменил всю её жизнь. Этот день запомнился тем, что утром к ней пришел епископ с письмом. В записке, адресованной архиепископом, было сказано, что он уже собрался и сегодня вечером приедет в поселок, чтобы поговорить с герцогом и герцогиней.
Алексу попытались освободить от молитв, предложили вернуться в имение и даже переодеться. Но герцогиня встала на своем. Утро началось с обтирания. Пока братья принимали общую ванну, она набрала теплой воды и закрылась в своей комнате без кровати и одним маленьким окошком под потолком. Потом пришло время утренней молитвы, а после неё монахи позавтракали. Наступил свободный час до полудня. Так его прозвали, потому что за это время монахи должны успеть сходить в туалет, прибраться в монастыре и приготовится к приему прихожан, которые скоро подтянутся.
Герцогиню тоже научили молитвам и дельным советам. Еще в первый день к ней подошла женщина, которая пожелала сбежать с мужа. Алекса увидела в ней себя, поэтому посоветовала действовать так, как подсказывает сердца. Приходили старики, которым Алекса позволяла позавтракать за общим столом, а при необходимости предлагала свой ночлег. Когда люди оставались, ей приходилось спать на холодном полу, чтобы не обидеть своего гостя — так положено действовать у монахов. Ко всему этому быстро привыкаешь, а старики вреда не приносят. Они ели, спали, а утром молились со всеми и уходили.
Сегодня не было исключения. К герцогине подошел юноша примерно её возраста, но одетый в оборванных тряпках, попросивший еды и ночлега. Ему пришлось много дней голодать, потому что отец прогнал его из дома за возникшую любовь к сестре. А монастырь только таких и принимает: изгоев, любовников принцесс, евнухов и тех, кому хочется создать семью с родственником. Алекса внимательно выслушала историю и предложила юноше остаться тут, чтобы замолить свое желание. Он остался и вместе с монахами вышел на вечернюю молитву.
Когда все поужинали и вернулись в комнаты, из деревни прибыл человек, которого послал архиепископ. Визит главы религиозной общины остался анонимным, чтобы не потревожить местных жителей. Его экипаж, не выделяясь из серы массы, добрался до имения Холл. Герцогиня немного посомневалась, но решила принять приглашения главы общины, хотя не хотела встречаться со своим мужем или отцом. Ни тот, ни другой не осмелились попросить прощения, хотя уже прошла целая неделя.
***
Сразу на пороге герцогиня услышала недовольство архиепископа, который о чем-то заявлял, но Алекса не смогла услышать, потому что ушла в свои мысли. Она испытала отвращение к собственному мужу, которого до сих пор любит.
Стоило ей войти в главный зал, как перед взором оказалась картина: отец и муж опустили головы, а главное место за столом занял молодой архиепископ. Он очень молодо выглядит для того, кто решил посвятить свою жизнь молитвам. Немного младше даже мужа, которому скоро исполниться тридцать четыре года. Но и осанка и стан его ровны, как и завязанные черные волосы в конский хвост. Сегодня Алекса впервые увидела мантию главы общины: золотая ряса усыпанная драгоценностями, цена которой больше этого имения.
— Наша дочь, — сдержанно проговорил архиепископ. Он вышел из-за стола, чтобы обнять герцогиню и предложить свою руку, усыпанную драгоценностями. — Нам радостно тебя видеть. Думаю, было непросто прийти сюда снова, но мы этому рады.
— Отец мой, — ответила взаимности Алекса, поцеловав руку, — я рада нашему знакомству. Вы мне так помогли.
— Это наш долг, указывать путь заблудшим душам.
Мягкий голос порадовал Алексу. Ей еще не приходилось говорить с таким спокойным и сдержанным человеком, коим оказался архиепископ. Если от мачехи исходила любовь, этот человек испускал гармонию, покой и умиротворение одним своим взглядом пронизывающих черных глаз.
— Идем, дитя, не бойся этих людей.
Архиепископ предложил сесть рядом с ним за столом, а герцогиня охотно согласилась, отказав себе в праве, посмотреть на мужа. Алекса чувствовала на себе взгляды отца и герцога, но была поглощена главой общины, который всем своим видом её заворожил.
— Нас огорчило письмо герцогини Алексы Холл, — заявил архиепископ, обращаясь к мужчинам, — но больше всего огорчило поведение людей, которые тут собрались. Бывший граф, посмевший отдать своего ребенка и герцог, возомнивший себя всемогущим человеком.
— Я не… — попытался оправдаться муж.
— Молчать, богохульник проклятый! — зарычал архиепископ. — Ты кем себя возомнил, холоп? Власть всевышнюю подмять под себя решил? Кто дал тебе право решать судьбу девочки, богохульник? — Глава церкви сильно ударил по столу, но Алекса очаровало его поведение. Нашелся защитник, который встал на её сторону. — Мы вас проклянем, богохульники проклятые!