Дилан выдохнул носом.
— Вот бы отец так думал.
— Твой отец бывает… — Алекс вставил в эспрессо — машину вторую чашку и нажал кнопку. — Он гениальный, но очень упрямый.
— А то я не знаю.
Алекс поднял голову.
— Он тебя любит.
Улыбка Дилана пропала. Его отец, может, когда — то и любил его, но…
— Больше нет.
— Любит. Он не знает просто, как это показать.
Дилан потер лоб большим пальцем.
— Так зачем ты здесь? — спросил Алекс.
— Думаю… — Дилан сглотнул. — Думаю, сны пытаются мне что — то сказать.
— Например? — Алекс принялся за второй латте.
— Не знаю… Но то, что они сбываются, заставляет меня думать, что, — он вспомнил Жнеца, — что они могут быть предупреждениями?
— Дилан… — Алекс опустил вторую чашку на блюдце, взял поднос и пошел в гостиную.
Дилан пошел за ним, надеясь.
— Мы строим предположения на испытанном опыте, а не на объективных фактах, — Алекс склонился и опустил поднос на винтажный сундук, который служил у него кофейным столиком. — Потому мы хорошо мыслим об относительном, а не об абсолютном.
— О чем ты?
— Твой первый сбывшийся сон, — Алекс устроился в бордовом кожаном кресле, где всегда сидел.
— Ты про крушение самолета, когда мне было шесть? — Дилан сел напротив Алекса на диване.
— Это тебя сильно ранило. Стало твоим якорем. После этого ты боялся всех снов, считая, что им суждено сбыться.
— Это не выдумка, Алекс, — сказал Дилан. — Они сбывались.
— Это зовется склонностью подтверждать точку зрения — поиск только тех фактов, что подтверждают подозрения.
— Я ищу все факты. Во всех своих снах. Даже в тех, что еще не сбылись.
— Еще не сбылись, — отметил Алекс ахиллесову пяту Дилана. — Видишь? Ты сказал «еще не», потому что ожидаешь, что будущее совпадет с ними. Стоит поверить в это раз, и ты будешь верить дальше.
— Даже если превращаю свою жизнь в ад?
— Даже тогда, — Алекс схватил кофе с подноса.
— Слушай, — Дилан взял себя в руки. — Знаю, ты думаешь, что я выдумываю на пустом месте…
— Нет, это делает твой папа, — он сделал глоток напитка. — Я восхищаюсь твоими стараниями в попытках понять ситуацию. Но, Дилан, мир удивительно сложен. Как бы сильно мы ни пытались, мы не поймем всего. У нас нет познавательной способности… — он замешкался и опустил взгляд.
— Я знаю, где пределы того, что я могу понять. Но, если кто и может понять значение моих снов, то это я.
— Так зачем ты здесь? Для кофе?
— И компании, — Дилан улыбнулся и взял свой латте. Он посмотрел на волны белого и коричневого. На крохотные пузырьки пены. — Говорите, нужно это бросить? — спросил он.
— Просто… не думаю, что стоит подвергать себя боли, чтобы понять ее источник.
— Верно, — сказал Дилан бесстрастно и сделал глоток.
— Слушай, я понимаю, почему ты не можешь сдаться. Понимаю. Всем нам хочется держать все под контролем. Но парадокс в том, что само это желание контролирует нас, делая нас жалкими.
— И что за варианты у меня есть?
— В твоем случае можно или застрять в не решаемой проблеме, или двигаться дальше.
— Куда?
— К жизни, — сказал Алекс, словно это было так просто. — Совпадение или нет, но сны не должны диктовать тебе, как думать и действовать.
— Но какую жизнь я могу получить?
— Ту, где не нужно будет постоянно оглядываться за угол, ожидая, что произойдет что — то ужасное.
— Ты хочешь, чтобы я принимал лекарства?
— Это твой выбор. Я просто пытаюсь помочь тебе решить, что важнее: поиск ответов, которые можно и не найти, или умиротворение разума?
— Но лекарства ничего не остановят, Алекс. Просто я перестаю видеть, что грядет.
— Но если ты перестанешь верить, что можешь предсказывать будущее, то лекарства ничему не помешают.
— Алекс, — Дилан опустил чашку на стол и сжал кулаки. — Думаю, я умру.
Алекс помрачнел, но промолчал.
— Помнишь мой сон в детстве, где мужчина был в маске из дыма и сжигал кого — то?
Алекс прищурился.
— Смутно, — он сделал глоток из чашки. — Это было давно.
— Что ж, у меня был этот же сон. Но в этот раз с другой точки зрения.
— Смотрел пьесу с другого места?
— Нет, — Дилан покачал головой, — я словно играл в этой пьесе другую роль.
— Объясни.
— Когда сон был впервые, я был ребенком, наблюдавшим убийство. В этот раз, — он сглотнул, — меня сжигали, — он резко выдохнул.