Центр колеса открылся, там оказалось дуло пистолета. Он щелкнул, заряжаясь, и голова Дилана отлетела, пуля попала в его череп. Она прошла сквозь, вылетела из его головы, расплескивая кровь на стену за ним.
Он должен был угадать это. Но он не потерял сознание, а стоял, и невообразимая боль пронзала голову.
А потом он вдруг перестал все ощущать.
Он развернулся и посмотрел на алые брызги на стене, дрожащая рука коснулась раны в голове.
Он посмотрел на ладонь, потер пальцы. От крови на коже сильнее выделялись отпечатки пальцев. Его глаза расширились, когда он заметил ту зловещую спираль Фибоначчи в контурах на кончиках своих пальцев.
Он расхохотался.
«Я сошел с ума», — он повернулся к колесу, которое заставил выбрать. Его смех оборвался, он заметил, как выцветают имена Нив и Ромера. При этом колесо начало стареть, словно висело веками.
И тут — пока кровь текла по его лицу — он все понял.
Он прошел в ванную, посмотрел в зеркало. Сияние в глазах угасало, с ним пропадала и боль раны, и теплое ощущение крови, и оставалось хоть небольшое осознание существования.
Пустота.
Он открыл шкафчик с лекарствами и вытащил баночку прописанных таблеток со средней полки, тут он оставил запасные для экстренного случая. Он держал баночку, крутил ее в ладони, глядя, как обрушиваются друг на друга голубые таблетки. Его телефон завибрировал в кармане, но он не мог отвести взгляда. Он ощущал волну спокойствия. Он словно находился в идеальном равновесии. Ни печали. Ни радости.
Только маленький огонек надежды.
Он прошел на кухню, порылся среди шкафчиков, пока не нашел зажигалку. Это было его решение, и он не позволит Алексу или кому — то еще стать жертвой обвинений.
Он сорвал этикетку с таблеток, поднес к зажигалке и чиркнул шестеренкой. Полетели искры, огонек вспыхнул на зажигалке. Густой серый дым поднимался, пока яркий алый край поглощал этикетку.
Он бросил сжимающиеся останки в рукомойник, наполнил водой из крана и смотрел, как этикетка становится хлопьями пепла.
Он схватил из шкафа стакан, налил в него воду из крана, высыпал туда все таблетки и выпил это.
Он опустил стакан на стойку, глядя в пустоту, а потом пошел в спальню, сжимая пустую баночку в руке.
Он уже ощущал себя вяло. Пот проступал на коже. Ему было жарко и холодно одновременно. Сердце билось быстрее. Легкие не могли толком набрать воздух. И он ощутил вдруг…
Сожаление.
Его дыхание становилось все слабее, и он понимал, что время пришло, что обратного пути нет.
Что он уже не проснется.
Он представил, как будет выглядеть Нив, услышав новости, как отреагирует Ромер, когда узнает.
«Они не поймут», — его глаза блестели, он полез в ящик тумбочки у кровати холодными пальцами. Он вырвал страницу блокнота, схватил ручку, но она зависла над страницей в его дрожащей руке.
Слишком поздно. Не было времени сказать все.
Сказать правильно.
«Ро, ты — брат, какого у меня не было.
Нив, прости, ты меня не встретила».
Ручка выскользнула из его руки и упала на пол. Он свернул записку и оставил на тумбочке, а сверху на нее поставил пустую баночку.
Он хотел лечь, но ноги подвели его, и он соскользнул с края. Он съехал на пол, погрузился в себя, вялые руки лежали по бокам. Капли пота выступали на коже, стекали по его лицу. Сердце билось все слабее. Медленнее. Пальцы ног стали мерзнуть, и он вспомнил о теплых носках, что Нив подарила ему на Рождество. Сильная боль вспыхнула в нем.
«Я не хочу этого, — слезы скатывались с его нижних ресниц, текли к горлу. — Я не…».
Его голова прислонилась к кровати, и волна онемения утащила его в бесконечную бездну.
Глава 22
Скрытое содержимое
Улицы как — то казались другими. Достаточно похожими, чтобы он понимал, где находится, но казалось, что прошел век. Здания, деревья, фонари и даже машины немного отличались от тех, что он знал. Было странно присутствовать в пространстве, но ощущать себя вне времени.
Дилан прошел в изящные врата кладбища, что остались черными и с того раза, как он их видел, и проник в глубину поля, направляясь к могиле матери.
Дорожка, по которой он шел, была четкой, но странной. В одних местах она была ярко озарена с острыми краями теней, а в других была среди мглы тяжелого тумана. Мир перед ним был многоликим, как одеяло, сотканное из разных реальностей.
Мир без логики.
Он пошел по влажной траве, глядя на надгробие матери. Но краем глаза он заметил знакомое лицо и остановился.