«Манхэттен…?» — Дилан нахмурился сильнее. Он опустил взгляд, увидел их тени под дверью и постучал по ней.
Одна из медсестер вскрикнула, а потом тихо выругалась.
— Ау? — Дилан смотрел, как одна из теней уходит. — Мне нужно позвонить.
— Сейчас вернусь, — сказала та, что осталась.
Дилан прищурился, только биение его сердца заполняло тишину.
Он отошел от двери, когда стало слышно, как ее отпирают. Но вместо медсестры, которую он ожидал, дверь открыл охранник. На его белой рубашке была нашивка на рукаве, где читалось: «Охрана Вест — Пойнт».
— Мистер Холт, — он с уважением кивнул.
Дилан посмотрел в глаза стражу. Он кивнул в ответ, но с трудом дышал.
— Можете пройти за мной?
Дилан шел меж двух стражей, брюнетка — медсестра шагала впереди, и они двигались по длинному узкому коридору.
«Вест — Пойнт? Манхэттен? Не может быть».
Он посмотрел на напульсник и убедился, что его подписали как Дилана Холта. Значит, это все организовал его отец. Но он не мог понять, почему датой его принятия был день, когда он попытался убить себя. Ванкувер в пяти часах полета от Нью — Йорка, так как…
Он чуть не врезался в медсестру перед собой и понял, что они остановились перед защищенной дверью.
— Вот, — медсестра вручила ему незнакомый номер телефона. — У вас десять минут, — она улыбнулась и ушла.
— Погодите… — Дилан протянул руку, но один из стражей заерзал за ним. Он быстро улыбнулся, чтобы смягчить удар, но все доказал.
Дилан убрал руку, дождался, пока другой страж открыл дверь. Он прошел в комнатку с большим столом, стулом и телефоном.
Дверь закрылась на замок за ним. Он посмотрел на номер телефона, который дала ему медсестра, не понимая, кому он может принадлежать, а потом сел за стол, схватил телефон и набрал.
— Маркус Холт, — ответил его отец на первом же гудке.
И Дилан лишился дара речи.
— Пап, — выдавил он и услышал нечто, похожее на выдох облегчения.
— Что происходит, пап? — спросил он. — Почему я здесь?
— Ты в порядке?
— Я в Нью — Йорке. Как я тут оказался?
Пауза. Слишком долгая.
— Пап.
— Алекс, — сказал он. — Я организовал перелет для вас обоих.
Дилан рисовал взглядом зигзаги в воздухе.
— Чт… я этого не помню, — он нахмурился.
— Не удивительно, с твоей — то передозировкой, — сказал он тоном, что не вязался со словами. В тоне не было осуждения.
Он словно говорил с незнакомцем.
— Но… — Дилан отчаянно выдохнул. — Нет… я бы что — то такое запомнил. И нельзя просто переместить меня самолетом в другую страну против моей воли. Нужно мое согласие.
— Ты пытался себя убить, Дилан, — резче сказал он. — Или ты и это забыл?
— При чем тут это?
— Ты под наблюдением, как самоубийца. Так что следующие семьдесят два часа Алекс законно может принимать решения за тебя.
Дилан посмотрел на запертую дверь, горечь пропитала его.
— И ты сослал меня в военную академию, пока я приходил в себя от передозировки?
— Ты хотел бы проснуться в наручниках?
— О чем ты? — Дилан скривился.
— Крушение, Дилан. Чертов звонок на 911. И клоун в парке, который заявил в полиции, что ты напал на него. И там есть свидетель, и в этом замешана охрана парка.
— Клоун? — Дилан вспомнил жуткую маску. — Настоящий?
— Думаешь, я шучу?! — рявкнул Холт.
— Нет, — пролепетал Дилан. — Они не могли знать, что это был я. Я соврал… сказал, что у меня украли кошелек. Они даже не просили мой паспорт.
— Думаешь, они не могли узнать правду иначе? И твоя попытка суицида сделала тебя для них тикающей бомбой.
Сердце Дилана сжалось, слова распадались в его рту.
— Если полиция решила вовлечь тебя, они смогут все аккуратно связать, сочинить, что ты в ответе за крушение вертолета, но позвонил в последний миг из — за совести. И они решат, что ты покатился по наклонной, побил парня, а потом решил убить себя от отвращения, — он замолчал для вдоха. — Суд порвет тебя на кусочки.
Дилан зажал переносицу.
— И пока наши адвокаты не сделают так, чтобы у тебя было будущее, тебе будет светить долгий срок в тюрьме.
— Какое тебе вообще дело?! — сорвался Дилан. — Почему ты не дал мне умереть? Что… лишился бы ценной вещи?
Тишина.
— Ты вообще… — Холт дышал в телефон, — понимаешь, в какую ситуацию меня поставил?
Сломленный голос отца разносился в его голове, боль в глазах заполнила их слезами. И он снова оказался в аэропорту в шесть лет. Когда он еще мог спрятаться под стулом, наивно надеясь, что это его убережет. Когда папа еще любил его.