— Обмани, — советовал отец, и я заметил его могучую фигуру рядом с собой, благодарно кивнув. Я хотел проникнуть в голову змея и уговорить его уйти, вот только как это сделать — не знал, однако времени не осталось.
Я закрыл глаза: пытаясь почувствовать сейд, что стремился ко мне и обвивал ладони, сгущаясь тьмой и сплетаясь в единое хрупкое целое. Пальцы выводили пасы, заклинания срывались с губ, а в голове ясно вырисовывался образ Всеотца. Иллюзия маячила громадой и дрожала как новый лист на холодном ветру. Сосредоточься. Не думай ни о чём. Я — это сейд, а он — это я. Дыши. По кругу повторял я себе, сливаясь в одно с колдовством.
И вдруг Нидхёгг замер. Тишина заволокла город, и я нерешительно открыл глаза, удерживая пальцы в пасе, и сам не мог поверить увиденному. Огромная фигура Одина стояла прямо передо мной и насмешливо смотрела на змея.
— Предатель! — неожиданно прошипел Нидхёгг на языке ётунов. — Твоей кровью должны умыться поколения. Клятвопреступник!
Он расправил крылья, готовясь поглотить туманную плоть, и я понял, что пора. Миг. Отпустить все мысли. Второй. Представить, что ты — это и есть огромный змей, желающий смерти всем. Третий. Призвать весь сейд, представляя его мечом, что пронзает голову любому. И ты уже в голове другого.
— Мы поможем, — произнёс отец, и сердце будто забилось быстрее, а сквозь тело прошла огромная сила тьмы мертвецов.
Я и сам не понял, что произошло, как на меня хлынул поток чужих мыслей, сводя с ума. Жажда правосудия и мести, необузданный голод, что уничтожал всё изнутри, боль и обида предательства — вот чем дышал Нидхёгг в этот миг. Он извивался и кружил на своих крыльях, взмывая всё вверх и вверх, норовя разрушить гору и разорвать иллюзию Одина. Змей не сразу понял, что в его мысли вторглись, а затем чуть замедлился и сверкнул на меня огромным чёрным глазом:
— Ётун, — прошипел он.
— Уходи, — попытался приказать я, замечая, что теперь Нидхёгг забрался на выступ скалы и оттуда разил пламенем, не позволяя никому подойти. Пот стекал с моего лица, кровь сочилась из глаз, а тело било лихорадкой от потустороннего сейда, иллюзия начинала дрожать, и сил становилось всё меньше, но надо держаться и уговорить змея исчезнуть. — Уходи отсюда! Здесь нет клятвопреступников!
Нидхёгг тихо рассмеялся:
— Они повсюду, а главный из них — передо мной.
Марево Одина норовило рассыпаться — я не справлялся.
— Уходи! — повторил я. — Уйди в Хельхейм и карай там души предателей.
— Оттуда не возвращаются — там лишь смерть, — ответил Нидхёгг.
— Чего тогда ты хочешь?! — прокричал я, падая на колени. Сейд мертвецов захватил тело, позволяя тьме расползтись: руки оледенели, сердце стучало в ушах, голова шла кругом, а глаза накрыла кровавая пелена. Мне осталось недолго.
Нидхёгг взмыл в небо и вдруг опустился на чертог правителей, уничтожая его своим телом.
— Ты умираешь, разговаривая со мной, — довольно проговорил он, наслаждаясь страданиями других. — Они того стоят?
Скрепя зубы, я прохрипел:
— Предлагаю сделку! — змей любопытно прищурился, вновь одаривая подобравшихся воинов огненной волной. — Уходи в Нифльхейм и там лакомись душами клятвопреступников!
Нидхёгг захохотал, явно не веря моим словам, что давались с трудом. Из последних сил я прокричал:
— Клянусь, что придумаю ритуал людям, и они будут отправлять души в твои владения, только оставь этих несчастных!
В один миг Нидхёгг извернулся, отбрасывая хвостом воинов и ломая наконец чертога наместника на сотни мелких камней, и подлетел ближе ко мне, одаривая жаром пламени:
— Я принимаю твою клятву, ётун. Но знай, что, если предашь: я уничтожу всё, что тебе дорого, сожгу все миры, а твою душу буду пожирать вечно, наслаждаясь криками и болью.
Небеса содрогнулись от рёва Нидхёгга, что резко взмыл ввысь, а затем исчез в расщелине, уходя из Свартальфхейма прочь. А меня поглотила тьма.
Глаза болезненно открылись, и я замер, с трудом различая обстановку пещеры, в которой обитала Гулльвейг. Голова гудела, а всё тело горело как от лихорадки. Кости ныли, будто их переломали разом все. Я осторожно сел, зажимая пульсирующие виски.
— Слава Имиру! Ты очнулся! — Андвари облегченно вздохнул, протягивая кружку с водой.
— Что произошло? — голос мой охрип. Воспоминания постепенно возвращались, добавляя мигрени.
Дверг осторожно присел на кровать. Выглядел он отдохнувшим, а на лице остались лишь мелкие царапины — он что, совсем не пострадал в давке змея?