Гости засуетились, как муравьи в раздавленном жилище: мигом воздвигли костёр и поставили столб, привязывая к нему ослабленную Гулльвейг. Её рвало и лихорадило, кровь шла из носа и рта, оставляя страшные узоры на белоснежной коже. Яд проникал в сердце, запечатывая сейд и медленно убивая её. Но зелёные, как хвойный лес, глаза сочились ненавистью — она неотрывно смотрела на Фрейю и проклинала её. Один вновь поднялся на помост и махнул рукой трэллам, что тут же принесли припрятанные копья каждому гостю и самому хозяину. Фрейя молча сидела подле, не решаясь поднять виноватого взгляда и точно зная, что будет дальше.
— Именем верховного бога, наместника Асгарда и Всеотца девяти миров, я приговариваю Гулльвейг к смертной казни, — пробасил Один, и голос его прокатился бурей по саду. — Ты желала опоить нас ядом, задурманить головы отравленными дарами и позже хладнокровно убить. Только лишь подлая змея способна так низко мстить, а не просить честного суда. Что ты скажешь в своё оправдание, Гулльвейг — тёмная ван?
Язык её распух, очередной приступ рвоты едва не выплюнул все органы разом, а вены вспухли и выступали чёрным рисунком на бледной коже. Гулльвейг едва стояла на ногах, повиснув на верёвках, что оставляли на ней глубокие шрамы, сочащиеся кровью.
— Ты отравила мою жену, из-за чего она ослепла. Мой сын Локи пропал без вести. Древний змей пробудился благодаря твоему чёрному колдовству и требует кровавых жертв, — продолжал Один. — Ты — хворь, уничтожающая нас. Ты заслужила смерти!
Толпа дружно заулюлюкала и сжала копья, готовясь ими проткнуть несчастную, не ведая пощады. Гулльвейг яростно тряхнула головой и подняла взгляд, испепеляя сестру:
— Жалкая подстилка и предательница всего рода, — прохрипела она, давясь рвотой и кровью. — Проклятие ляжет на твою голову, а мать и брат никогда не простят тебя, Фрейя — верная любовница убийцы и тирана.
Испуганная Фрейя вскочила на ноги, норовя подбежать к сестре, как Один удержал её на месте и трижды ударил копьём, призывая к казне.
— Смерть колдунье! — прокричал он, и вспыхнул огонь.
Костёр должен был уничтожить тело, а копья душу, ведь любой из богов умирал долго и мучительно, желая возродиться однажды. Потому и взлетели копья, устремляясь в Гулльвейг: они расщепляли её душу на осколки, что должны были сгореть в праведном пламени. Шесть копий пронзили вана и тут же вернулись в руки хозяев, а раны на её теле медленно затягивались. Тогда Один метнул своё золотое копьё в первый раз. И вдруг Гулльвейг злобно захохотала. Едва не краснея от злобы, Всеотец призвал копьё и бросил его вновь, заставляя ван смеяться ещё громче и яростнее. Огонь облизывал её ступни, но, казалось, она не чувствовала боли, пребывая в безумии. Тело её вдруг обволокло чёрной дымкой, что уползала медленно ввысь. Гости закричали и вновь метнули копья, но Гулльвейг не умолкала и только смеялась, а кровь стекала по её стану и лицу. Багряные слёзы потекли из бешеных и злобных глаз, когда она яростно прошипела:
— Вам никогда не убить меня! — гневный смех сочился коварством и ядом, что отравлял её. Гниль проникла под кожу, изуродовав некогда прекрасное лицо. — Я вернусь…
Договорить она не успела: Фрейя выхватила копьё из рук Одина и метнула в сестру, обрывая её жуткий хохот. Гулльвейг дёрнулась в последний раз и вдруг рассыпалась горсткой пепла, что не трогал ни один огонь. Тёмная ван умерла.
Видение резко выплюнуло меня в реальность. Фрейр стоял в сторонке, уронив голову на грудь и тихо плакал. Мне хотелось убить его и Фрейю, задушить собственными руками, а позже пронзить их пиками вместе с остальными палачами, оставляя на съедение во́ронам. Как же я ненавидел их и себя в тот миг! Трус, слабак. Опоздал, предал, не успел и не спас. Пав на колени, я зарычал. Её больше нет. Нет ни вечной насмешки, ни зелёных пылающих глаз, ни холодных рук и дерзкого голоса — они убили её, обвинив в собственных грехах.
— Она умерла из-за вас, Фрейр, — проговорил я, не поворачивая головы. — Вы предали её…
— Я не знал! — прокричал он, подходя ко мне и рывком поднимая на ноги. — Думаешь, я счастлив? Фрейя обманула нас всех и убила мою младшую сестру, Локи! Думаешь, только ты один способен ненавидеть?! Полагаешь, я не желаю им смерти в пасти змея? — он выдохнул, отпуская меня, и отошёл в сторону. — Я зол, как и ты.
— Помоги отомстить, — прошептал я, заглядывая в ясные глаза, но заранее знал ответ: этот ван не такой — сдержанный и расчётливый, он будет действовать только тогда, когда будет уверен в своей победе.
— Я знаю, что она вернётся, — тихо проговорил Фрейр, взглянув в сторону пепла. — Они не смогли даже подойти к её останкам — сейд не пустил, её сейд, — он грустно усмехнулся и, глубоко вздохнув, будто принял тяжкое решение, холодно произнёс: — Я уйду в Ванахейм и закрою его ото всех, дожидаясь возвращения Гулльвейг. Тогда и стану мстить, а прежде — позволь мне сохранить остатки нашего мира, — и Фрейр исчез, оставляя меня одного.