Там, снаружи, закат давно погас, венец победы уже поднялся в черном небе и повернул в сторону запада. Я нарушила обещание, не успела к заходу солнца. Но я узнала все, что смогла, добралась в город сама, никто не заметил меня.
Я вышла из поселка без труда, охраны не было, никто не заметил, как я пробралась мимо домов. Но взлетать там было опасно - и я долго бежала по равнине, глотала пыль и вслушивалась, не нарастает ли позади чужая сила, не летят ли за мной враги. Но все было тихо, их машина давно заснула и остыла. Вскоре и дома скрылись вдали, стали неразличимы среди закатных теней и скал, - и я распахнула крылья. Они взрезали одежду, освобождая себе путь, и я взлетела.
Я не успела заметить, когда солнце исчезло за горами. Алые отблески погасли, и без машины, без шлема темнота была почти непроницаемой - сплетение теней, чернота гор, уходящая в черноту неба, звезды, сияющие все ярче, указывающие мне путь. Больше не было никаких ориентиров, вся моя сила утекала в крылья, я ныряла, взлетала из потока в поток, рвалась вперед, - и магии не хватало, чтобы бросить путеводную нить до дома.
Мысль Мельтиара обрушилась на меня, ослепительная и близкая, и я потеряла поток, едва не упала вниз.
Арца! Где ты?
Слова обжигали меня, словно он был рядом. Я забила крыльями, ответила: я еще далеко, я возвращаюсь, я лечу, я буду скоро.
Опустись на землю, не двигайся, я сейчас заберу тебя.
Нет, нельзя, я ничего не вижу, здесь могут быть враги, я долечу, - моя мысль дробилась как капли света. Мельтиар ответил без слов, оставил струну между нами. Сияние его силы направляло меня, вело домой, - теперь я знала путь, мне не нужно было смотреть на звезды.
И я добралась, я в городе. Осталось только прикоснуться к двери, назвать свое имя, и я войду к Мельтиару.
Я не успела. Темная панель отошла в сторону, Мельтиар обнял меня и увлек в комнату.
Он прижал меня к себе, я ничего не видела. И все чувства схлынули - я ощущала только его силу, она притупляла боль. Я уже могла дышать глубже, пол больше не уходил из-под ног. Словно я всего лишь тренировалась весь день, а не летела одна в темноте. Руки Мельтиара скользнули по моей спине, между лопаток - и крылья подчинились им, сложились, перестали биться в такт сердцу.
Мельтиар отпустил меня.
Комната сегодня была темной. Свет лился из полукруглых ламп на стенах, оставлял острова мрака на полу. На грани света и тени стояли кресла и мерцающий цветными росчерками стол. А посреди комнаты, где смыкались все острова темноты и соединялись реки света, ждали Лаэнар, Рэгиль и Амира.
Они смотрели на меня. Амира кусала губы, словно пыталась удержать слова, а у Лаэнара на лице была кровь.
Мельтиар усадил меня в кресло, сам опустился на подлокотник. Я забралась с ногами на сиденье, мне хотелось стать меньше. Мельтиар смотрел на меня. Я знала, что должна заговорить.
Волосы затеняли его лицо наполовину, сливались с темнотой. Он облокотился о спинку кресла, и рука попала в поток света. На костяшках пальцев была кровь.
Он наказывал Лаэнара за то, что мы сделали.
- Лаэнар не виноват, - сказала я. - Это я решила.
- Вы напарники, - объяснил Мельтиар. - Вы отвечаете друг за друга. - Он наклонился ближе, взял меня за плечи - так осторожно, что я едва почувствовала прикосновение. - Вам нечем заняться, пока машина не летает и меня нет рядом?
Он был так близко, я слышала его дыхание, отблески света таяли в темноте его глаз. Я смотрела на него, надеялась, что он поймет меня без слов. Я стала скрытой ради него. Я сделаю ради него все, что угодно.
- Вас не учили жить среди врагов, - продолжал Мельтиар. - Вы рождены для открытой битвы. Война уже скоро. Почему вы не готовитесь к этому дню?
Он крепче сжал мои плечи, и боль всколыхнулась волной, вспыхнула и угасла.
Я зажмурилась на мгновение. Он разочарован, он в тревоге, - я чувствовала это в каждом движении и слове. Я скажу: "Прости", - наверное он ударит меня и прогонит, а завтра все будет как прежде.
Я открыла глаза и сказала:
- Я узнала про всадника.
Мельтиар разжал руки и отстранился, улыбаясь. Я не знала, что он сделает. Страх, который я весь день сдерживала в самой глубине сердца, вырвался, - потек вверх, замораживая кровь, останавливая дыхание.
- Хорошо, - проговорил Мельтиар. - Расскажи.
- Его зовут Тилиниэн Эрил Амари, - сказала я. - И он изгнанник.
Я рассказывала все, что узнала, и все, что со мной было, весь долгий день, все имена и все слова врагов - все, что могла вспомнить. Мельтиар больше не улыбался, слушал внимательно. Я чувствовала, что Лаэнар, Рэгиль и Амира смотрят на меня - мне хотелось подойти к ним, хотя бы обернуться, - но я не могла отвести взгляда.
Когда я замолчала, Мельтиар повторил:
- Хорошо. - И снова привлек меня к себе. Рубашка, разрезанная крыльями, под его руками разошлась, лоскутами упала на пол. - Два дня будете в городе, никаких полетов.
- Но, Мельтиар... - Это был голос Лаэнара, такой же звонкий и уверенный, как всегда.
Мельтиар повернулся. Я ничего не видела, мир был скрыт завесой его волос.
- Еще одно "но, Мельтиар", - сказал он. - И будешь отскребать крылья от пола.
Лаэнар замолчал.
- Я смогу лететь завтра, - пообещала я. - Правда.
- Нет, - отозвался Мельтиар. - Пусть Амира займется машиной.
Амира ответила что-то, радостно и быстро, но я не разобрала слов, - Мельтиар снова был слишком близко, его дыхание следами оставалось на коже, и страх изменился, оплетал меня горячей, обжигающей сетью. Ладони Мельтиара скользнули по моим крыльям, и крепления разошлись, крылья скользнули вниз, вслед за одеждой.
Мельтиар повернулся, не отпуская меня, и сказал:
- Пошли вон.
Я едва расслышала быстрые шаги, звук закрывающейся двери.
Я уже не могла говорить. Но Мельтиар прошептал, словно отвечая:
- Останешься со мной. Тебе станет лучше.
13.
Мой сон был тонким, как паутина, рвался с каждым вздохом, видения и голоса утекали дымом сквозь пальцы. Я очнулся рано утром, до рассвета, и не мог ни заснуть, ни вспомнить сны. Ни Джерри, ни Рилэн не шелохнулись, когда я позвал их, и я ушел на веранду.
Не зажигая огня, я сидел за столом, смотрел на оконное стекло, в котором дробились отражения и тени. Хотелось курить, но я не знал, какой сигареты с каким дымом вытащу в темноте, наугад. Я не хотел сегодня ни в чем полагаться на волю случая, даже в мелочах.
Я должен был решить, что делать дальше.
Есть легенды, есть история, и есть вещи известные каждому. Все они смешались сейчас, рассыпались как листы расплетенной книги, и я не знал, на что опереться.
Вещи врагов, пропитанные магией и песнями, хранились здесь, на границе, ждали меня сотни лет, - как такое возможно?
Враги живут среди нас, носят наши имена и не отличаются ничем, - так зачем же одной из них называться древним именем?
Все знают, однажды враги явят свою истинную суть, и война начнется на каждой улице, в каждом доме, - так для чего же им сейчас нападать на приграничные деревни?
Чтобы ослабить нас? Чтобы отвлечь?
Я закрыл глаза. Мысли толпились, жгли меня и рассыпались пеплом. Я сидел там же, где сидела Арца вчера, я мог протянуть руку и коснуться чашки, из которой она пила. Но сколько я ни вслушивался, я ни мог уловить следов чужой магии, отзвуков древних песен.
Но я знал, где искать ответ.
Я отправился мыслью обратно, в Рощу, в вечерний сумрак, к журчанию ручья, к камням, еще хранящим дневное тепло. Туда, где мы с Нимой слушали учителя. Зертилен говорил: "Если вокруг вас слишком много песен, вы тонете в них и не можете совладать с потоком; или если нет ни одной, пустота, - тогда слушайте ту песню, которая звучит внутри вас. Поначалу ее трудно услышать - но она всегда вам ответит, даже если смолкнут все песни мира".