Эти корабли являлись важнейшей составляющей скандинавской культурной традиции. Прежде всего, естественно, корабль был боевым средством. Транспортировка воинов была основной сферой военного применения судна, так как собственного вооружения оно не несло и являлось лишь платформой для вооруженных воинов. При этом боевые действия велись как непосредственно на водной поверхности, между экипажами сцепленных судов — к чему, собственно, и сводились морские сражения, — так и после высадки десантной партии на берег. И в том и в другом случае корабль был незаменим. Многочисленные конунги из рода Инглингов — Даг Дюггвасон, Агни Дагасон, Ингви Альрексон, а также многие другие — постоянно упоминаются в контексте морских походов, которыми была наполнена середина и третья четверть I тыс. н. э. (88; 18–21, 23, 24). Именно эти корабли сделали Балтику внутренним морем и проникли по рекам в глубину российского Северо-Запада. Однако функция их в культуре выходит далеко за рамки сугубо утилитарной транспортировки людей, товаров, а также ведения боевых действий.
Корабль был важнейшим элементом жизнеобеспечивающей культуры, хозяйственной жизни скандинавов. Уменьшенные копии (находки подтверждают, что отличались они лишь размерами) таких судов были базой морского рыболовного промысла, крупные корабли служили главным средством передвижения людей и товаров. Корабль в плавании являлся кусочком суши, где производилось множество хозяйственных операций, вплоть до кузнечных работ (починка оружия и инструментов и т. д.), своеобразным плавучим хозяйственным комплексом.
Про «жилище скандинава» говорилось ранее. Значительная доля населения, и не только мужского, проводила существенную часть жизни на палубе судна — в многомесячных походах, в переселениях и колонизационных поездках, в торговых путешествиях. Корабль был таким же жилым комплексом, как и сухопутное жилище.
Корабль был мобилизационной единицей — единицей, в которых измерялось собираемое войско, — следовательно, средством объединения коллективов корабельщиков и команд. Значительная доля мужчин Севера осознавала себя в том числе и как члена команды конкретного судна — они совершенно точно знали, какое именно весло им предстоит держать во время морского похода и чью спину видеть перед собой.
Корабль был важнейшим представительным средством. Слава конунга, в особенности морского конунга, базировалась едва ли не прежде всего на том, сколь хорош и красив его корабль, каковы его боевые и мореходные качества. Несомненно, вид входящего во фьорд судна создавал совершенно ясное представление о мощи и личных качествах его владельца. Многочисленные примеры саг подтверждают, что «по одежке» встречали довольно часто.
Корабль — излюбленный предмет воспевания в скальдической поэзии. Немногие понятия в жизни скандинавов могли поспорить по количеству эпитетов с судами морских конунгов. Снорри в «Языке поэзии» приводит 25 кеннингов корабля (64; 157).
Наконец, корабль — неотъемлемый спутник и необходимое средство передвижения павшего в мир иной. Традиция погребения в корабле является существеннейшей составной частью скандинавской культурной традиции, обнаруживая постоянство как в ритуальном I оформлении реальных погребальных комплексов, так и в многочисленных изображениях на каменных стелах. Традиция ухода из мира живых на великолепном боевом корабле, небольшой рыбацкой лодке или просто в окружении камней, выложенных в виде контура корабля, пронизывала все скандинавское общество, не минуя женщин (Усебергское погребение) и людей далеко не хевдингского звания. Как мы видели, корабль в качестве дара богам был известен уже в I тыс. до н. э., а вообще культовый характер имеет едва ли не большинство наскальных кораблей древнейшего периода,