— В какой-то мере, — наконец-то объяснил Калеб. — Адские охотники — проклятые души, которые, как почему-то считает Торн, могут искупить свою вину. Он заключил договор с Мавронимо, чтобы по возможности спасать эти души. И если все соглашаются на условия, то им можно отработать свой долг у Торна. Если они высмаркиваются и ведут себя хорошо, то по окончанию срока живут нормальными счастливыми жизнями.
— Звучит неплохо.
Доктор Бердетт горько усмехнулся.
— Ты себе не представляешь, что за нами присылает другая сторона. Они знают каждую мысль, каждый страх, каждое желание. И они используют их против тебя. Худший ад на свете. Они неугомонны и обладают отличным воображением.
Калеб кивнул.
— Да, они плохие. Я не лажу с большинством из них, — он потер висок. — Так как ты оказался у Торна?
— Я обменял душу на жизнь сына.
Челюсть Ника отпала, когда он понял последнюю часть.
— Когда Бабба попал в жуткую аварию с Хэнком в колледже?
Хэнк был старшим братом Марка, в честь которого он назвал сына. Он был лучшим другом Баббы, погибшим в аварии. Об этом никто не говорил, но это преследовало Баббу с Марком, именно поэтому тот защищал своего напарника, и они были близки, как братья.
Пусть они и ругались, как престарелая парочка, но стоит кому-нибудь косо посмотреть в сторону Марка, Бабба его тут же прикопает.
Его отец кивнул.
— Майкл чуть тоже не умер в ту ночь. Все произошло не совсем так, как он помнит. Это тоже часть моей сделки. Я не хотел, чтобы у моего мальчика было еще большее чувство вины.
Доктор Бердетт замолчал от захлестнувших его эмоций. Когда он снова заговорил, его голос дрожал.
— Они сказали нам выбрать погребальные одежды для Майкла. Сказали, что ночь он не переживет, — из уголка его глаза скользнула слеза. — Вы себе не представляете, каково услышать такие слова о ком-то, кого любишь…
Калеб горько рассмеялся.
— Знаю, уж поверь.
Доктор вытер лицо и шмыгнул носом.
— Когда Майкл родился, и я увидел эти неземные, мудрые не по годам глаза, я понял, что в нем наша кровь, и что однажды его могут призвать бороться с невероятными ужасами, которые ходят среди нас при свете дня. Я изо всех сил старался уберечь его от этого. Отдалил от моей семьи, защищал и скрывал от него вещи, с которыми нам приходится разбираться ежедневно. Но все равно, зло, как вы, находит его, не важно где он.
— Извините, — сказал Ник, — у меня вообще-то есть чувства!
Калеб закатил глаза и покачал головой.
— Да, не Ника тебе нужно бояться… но все равно продолжай.
Тот тяжело вздохнул.
— Часть меня всегда верила, что из-за этого Майкл попал в аварию. Это зло следовало за ним той ночью, чтобы добраться до меня или него, прежде чем он узнает о своих силах.
— Возможно, — Калеб сочувственно покачал головой. — Кого ты призвал для своей сделки?
— Каифаса.
Тот издал звук, указывающий на плохой выбор доктора Бердетта. Или же демон мутировал в курицу и собирался отложить яйцо.
С Калебом возможно все.
Калеб застонал, прикрыл лицо руками и уставился на доктора Бердетта сквозь расставленные пальцы.
— Во имя чего ты призвал этого придурка?
— Он ответил, когда остальные промолчали, — просто ответил тот. — Моя кровь еще не успела засохнуть, как появился Торн и начал орать, что сделка не действительна и что она противит какому-то коду. По какой-то причине он взялся за мой случай и смог отложить приговор, потому что я поступал из благородных побуждений.
— Тебе повезло. Торн не часто так поступает.
— Знаю. Именно поэтому я все еще время от времени охочусь для него. Мне кажется, что я ему очень обязан.
— Если бы ты знал, что ему пришлось дать взамен, то понял бы, что должен ему гораздо больше.
— Ты о чем?
— Ни о чем, — Калеб развернулся к Нику. — Ну как, тебе лучше?
— Неа, я еще больше сбит с толку. Кто такие Адские охотники?
Калеб протяжно застонал.
— Ты как пес со старой костью. Никогда не знаешь, когда нужно ее зарыть.
— Почему он знает так мало?
— Он частично Сефирот.
Доктор Бердетт замер на несколько секунд, затем покачал головой.
— Невозможно.
— И все же, вот он. Полная противоположность тому, кем должен быть Малачай, потому что в нем кровь матери, которая наполовину Сефирот.
Усмехнувшись, доктор Бердетт скрестил руки на груди.
— Ну, все это не безумнее, чем мое существование, так что я заткнусь.