— Он не тот Малачай, что это сделал!
— Ну точно, — она вытащила меч и пошла на них.
Ксев поступил так же. Но он не торопился поднимать его на демоницу. Вместо этого он защищался от ее атак и не отвечал.
— Не хочу причинить тебе вред, ведь ты дочка Сими. Но и ему навредить не позволю. Он должен жить.
Тяжело дыша, она отступила и закружила вокруг них, чтобы задеть Ксева, наплевав на разговоры. А может, просто искала способ напасть на Ника.
Ух ты, да она вылитая мать. Просто копия. Ник не мог переступить через это. Тот же рост, телосложение. Ей бы бутылочку соуса барбекю, одежду готов, ботинки Док Мартенс, сумочки в форме гроба, и она стала бы точной копией демоницы, которая до колик смешила его своими правдивыми замечаниями и выходками. Ну и еще ее любовь к охоте за всем, что можно съесть, когда она за полчаса опустошала их месячные запасы продуктов.
Как он мог навредить Сими? Он любил ее. Она была не просто его лучшей подругой. Сими была членом семьи. Ерунда какая-то. Он себя знал. Ник Готье не причиняет боль любимым, никогда. Не важно, Малачай он или нет. Он был не таким.
Верно?
Мог ли он не знать о своей вероломности?
Пока он пытался понять, в его голове пронеслись тысячи картинок, отчего он упал на колени. Как его жизнь могла так измениться и превратить его в монстра?
Как?
И в этот момент он вспомнил боль на лице Кириана, в ту ночь, когда спросил его, каково было, когда он древним воином впервые пошел на битву и забрал чью-то жизнь.
Более того, он видел Кириана в тот день и чувствовал то же, что и он. Видел все, что видел его босс. Почему-то он думал, что Кириан был старше, когда пошел на войну.
Но в Битве при Праймарии его храброму боссу было примерно девятнадцать-двадцать лет. Он был скорее худощавым, чем мускулистым. Примерно возраста Ника…
Тогда Кириан не был храбрым, компетентным генералом, которого знал и уважал Ник. Он, как и Ник, был напуганным ребенком, пытающимся понять мир, в котором обычно нет никакой логики. И он был гораздо более жестоким и безжалостным, чем следовало бы. Это и есть самая сложная часть переходного возраста. Эти ежедневные, зачастую грубые пощечины, которые говорили о том, что взрослая жизнь будет вовсе не такой, как представлялось в детстве. Что все будет не так, как должно было.
На ужин десерт не положен, хотя именно ты сейчас отвечаешь за свое пропитание. Ты не потратишь все деньги на видеоигры, которые хотел. Вместо того, чтобы отчитываться перед учителем, ты будешь отчитываться перед боссом, который заставит тебя скучать по временам, когда твоим худшим страхом был школьный звонок. Тебе все еще нужно ложиться спать в нормальное время, делать домашние дела, которые ты ненавидел, а не слоняться с друзьями. И те, кто измывался над тобой в школе, не получат заслуженное наказание, и не останутся не у дел. Теперь они твое начальство, и если дать им в морду, как они того и заслуживают, то ты не будешь оставлен после уроков, как в школе, а попадешь в тюрьму.
Людей, которые стоят за тебя горой, станет очень мало или их не станет вообще. И чаще всего ты будешь чувствовать себя одиноким и брошенным, ненужным и бесполезным.
Но, как уже было сказано, жизнь находит способ тебя удивить. Когда ты уже готов полностью сдаться и опустить руки, когда решаешь, что люди не достойны тех неприятностей, что доставляют, появляется нечто, что помогает тебе все переосмыслить.
Крошечное чудо в непроглядной тьме может дать надежду и провести тебя сквозь нее, и ты заново разглядишь красоту мира.
Именно в такие моменты понимаешь, что стоит жить. И именно за них все цепляются в темные часы отчаянья.
Закрыв глаза, Ник видел те повороты судьбы, которые все еще оставались с Кирианом…
Измученный жутким маршем к городу, уставший от вида резни, встретившей их, и сегодняшней битвы, Кириан снял доспехи, чтобы помочь засыпать курганы и убрать в них тела.
Забыв приказы, тренировки и протокол, он оставил меч притороченным к седлу коня. Если честно, он испытывал такое отвращение к войне, что не мог вспоминать о них. Ему был неприятен груз поступков, легший на него, напоминание о жизнях мирных граждан, отнятых для того, чтобы спасти его.
Он многие часы переносил детей и их матерей, и изо всех сил старался не вскочить на коня и не умчаться к отцу домой, чтобы признать, что тот был прав.
Он не был солдатом. Война была кошмаром, и об этом его предупреждал отец. Кириан не хотел иметь ничего общего с жизнью солдат. Он больше не хотел резни и жестокости. Сейчас он мечтал лишь о своей старой постели и милом доме.