— Брось, ты тоже помнишь как Грим и Лагерр были прокляты на то, чтобы стать сарру-намус и сарратум иппиру.
— Пусть и так, но это было несколько сотен тысяч лет до нашего с Ником рождения. Так что не мог бы ты нам объяснить? — попросила Коди.
Джейден горько усмехнулся.
— Какая ирония. Думаю, потому ты и не можешь убить Ника, маленькая Коди. Несмотря на приказ. Несмотря на то, что в итоге это будет стоить тебе всего, что ты когда-либо имела и любила. Ты просто не сможешь. Потому что снова и снова, не важно как боги будут стараться встать между вами, вы двое найдёте друг друга несмотря на все препятствия.
Коди с Ником нахмурились.
— Прости, что?
Калеб тяжело вздохнул.
— Он прав. Вспомни, как я отреагировал в первый раз, когда увидел твой лук и понял, что ты была дочерью Батимаас?
— Ну?
— Коди? — Ник вздохнул, когда у него закружилась голова. Он отшатнулся от нее и упал.
— Ник? Что происходит?
Что-то в словах Калеба вызвало реакцию его мозга. Что еще хуже? Это включило ярость Малачая и обрушило на него его способности.
Они захватили его так, как никогда с тех пор, как они впервые вырвались на свободу. И он не мог ничего поделать. Больше никакого контроля. Он чувствовал, как его дыхание участилось, как в нём разгорелось знакомое тепло, и сзади раскрылись его черные крылья. В глазах потемнело, сердцебиение отдавалось в ушах барабанным боем. Быстро. Бешено. Громко. У него кружилась голова, он встал на ноги, опустив голову и глядя на своих друзей, как бешённая собака, пытающаяся решить, чьё горло она вырвет первым.
Во рту появились клыки, а жажда крови разжигала аппетит…
Коди тяжело сглотнула, увидев, что глаза Ника поменяли цвет. Они стали не голубыми, а демонически черными. Его кожа стала кроваво-красного цвета с древними черными символами, которые образовывали элегантный, закручивающийся узор по всему его телу. Удивительно красивый и в тоже время ужасающий. Черные линии пересекали оба его глаза и резко опускались к щекам. В черных волосах, которые были одинакового цвета со светящимися в тусклом свете глазами, мелькали кроваво-красные пряди.
Малачай был смертельно-опасным существом.
И когда те кровавые глаза встретились с её, она задрожала, но не от страха. Почему-то она знала, что он ее не обидит. Хотя Ник, которого она знала, уступил монстру, стоящему перед ней, но что-то в нём говорило, что она в безопасности.
— Амброуз?
Его черные крылья шевелились, поднимая пыль и бетонную крошку вместе с потоками воздуха.
Джейден сделал шаг к ней.
Шипя, Ник крепко обнял ее, защищая. Он буквально обернулся всем телом вокруг неё и поднял её с пола. Он с такой легкостью прижимал ее к груди, что это было по-настоящему страшно. Он ритмично замахал крыльями, и они зависли в дальнем углу магазина.
Ник закрыл глаза и прижался щекой к её макушке. Он держал её так, будто она была чем-то очень дорогим. Будто бы он потерял её и обрел снова. Ей казалось, что он никому не позволит подойти к ней близко или вырвать её из его рук.
И пока он держал её так, она увидела почему…
Они больше не были в Новом Орлеане. Вместо этого она была в древнем Хурритском[7] городе на вершине холма, возвышающемся над столицей, где люди восстанавливали сооружения, которые были повреждены во время жестокой войны. Даже храм, в котором она стояла, не пощадили. В стенах вокруг неё все ещё торчали обугленные куски от божественных стрел, и один из столбов, что рухнул под яростным штурмом, все ещё предстояло заменить.
Не обращая на это внимания, она стояла на балконе с демоном Чаронте, которая напоминала ей более высокую Сими, если не считать её кожи, которая была красного и белого оттенков.
Одетая в чёрную броню, она носила на своих эбонитовых волосах красные перышки и золотые бусины. Кончики ее острых, как у пикси ушек, были покрыты золотом.
— У меня плохое предчувствие, Рубати. Тебе следует поступить, как хочет Монакрибос, и бежать вместе с ним.
— Я не боюсь, Кси. Его мать защитит нас. Брайт не позволит причинить вред её ребёнку. Такое обещание дали ей и его отцу другие боги, когда Киссар отдал свою жизнь, чтобы Монакрибос смог появиться на свет. Они поклялись, что никогда не попросят её пожертвовать больше своей крови, — Она обхватила свой живот, который только начал округляться, указывая на ее беременность. — Мы в безопасности от их гнева.
Вдруг небо над головой потемнело. Гром прогремел так сильно, что затрясло здания вокруг них.
Рубати оступилась, её белые крылья раскрылись, чтобы не потерять равновесие и не причинить вреда своему ещё нерождённому ребёнку.
— У нас опять война?
— Я не уверена, но меня призывают. Тебе следует спрятаться! — Ксиамара спрыгнула с балкона и полетела в направлении города.
Как только Рубати собралась уйти, она увидела, что Монакрибос вошёл в комнату через двери.
Ее накрыла волна облегчения.
— Любовь моя! — она бросилась к нему и получила настолько сильный удар, что он сбил ее с ног, и ее протащило по полу.
Пораженная, она едва не потеряла сознание, когда он схватил её.
Он сжал кулак и поднял ее вверх.
— Будь проклята за то, что ты сделала!
Она схватила его руку обоими своими и попыталась ослабить хватку.
— Кри? Да что с тобой?
Но похоже, слова ее не были услышаны. Он яростно уставился на нее.
К тому времени, как кровь очистилась от снадобья, которое ему дали, и он пришёл в себя, было уже поздно.
Рубати едва цеплялась за жизнь.
Монакрибос в ужасе отшатнулся, когда он оценил картину и увидел, что он сделал с женщиной, которую любил больше всего на свете. Он увидел свои окровавленные руки и её ослабленное тело.
— Ру?
Её дыхание прерывалось, она смотрела на него, слишком слабая и сломленая, чтобы двигаться. Слезы капали из углов её глаз, оставляя потёки крови на лице. Она тяжело сглотнула, прежде чем произнести слабым, наполненным болью шёпотом.
— Я собиралась рассказать тебе о нашем ребёнке, которого я ношу. Но теперь слишком поздно. Ты убил нас обоих.
С этими словами, она испустила последний вздох. И свет, который всегда светил так ярко в её глазах, поблёк и оставил их стеклянными и пустыми.
Опустошен. Лишён единственной любви, которую он когда-либо знал.
Откинув голову, Монакрибос взревел от ярости и горя. Невообразимая боль кромсала каждую фибру его души.
Он прижал ее к груди так крепко, как только мог. В этот момент его сердце и душа разлетелись на осколки.
Будь они все прокляты! Они назвали ему цену прекращения войны. Что всю его армию нужно будет подавить.
Он сделал это ради мира. Без вопросов. Без промахов. Он убил и друзей, и врагов без жалости.
Но он отказался причинять вред своей жене, и это много о чем им сказало. Он предупредил, что нужно оставить ее в покое. Как и его мать, он был яростным и разрушительным созданием. Все они это знали.
Им следовало услышать его предупреждения.
Он планировал забрать жену и бежать из этого места. Скрыться где-нибудь, где они не смогли бы их найти.
Но вместо того, чтобы отпустить, они обманули его.
Теперь же…
— Вы заплатите за это! — закричал он в небо. — Пусть даже это будет последнее, что я сделаю! Каждый из вас вкусит мою месть, которую я запихну в ваши глотки!
Он пробежался пальцами по губам Рубати, покрыв их кровью, затем использовал её, чтобы нарисовать связующие символы на своём теле — они идентичны тем, что были у Ника в облике Амброуза.
— Кровью своей жены и нерождённого ребёнка, я клянусь, что мои сыновья будут всё это помнить и они унаследуют все мои способности, мою силу, мою ненависть, и мой гнев. Ни один не забудет, что вы сделали сегодня. И с каждым поколением мы будем становиться сильнее, пока не будем иметь достаточную мощь, чтобы сломить вас и править вами! Нам не будет покоя, мы не сдадимся, пока не придёт день, когда мы отомстим за то зло, что вы совершили. Пусть наш гнев обрушиться на вас! Да будет так!
7
Хурриты — древний народ, появившийся на территории северной Месопотамии во второй половине 3-го тысячелетия до н. э. и принадлежавший к неизвестной языковой группе. Известны с 3-го тысячелетия до н. э. в Северной Месопотамии и по левым притокам Тигра. В Сирии и Месопотамии жили вперемежку с семитами. В XVI–XIII веках до н. э. хурриты создали в Северной Месопотамии государство Митанни и оказывали сильное влияние на Хеттское царство. В XIII веке до н. э. захватили государство Хайаса на Армянском нагорье. В 1-м тысячелетии до н. э. жили разорванными ареалами по западным, южным и восточным окраинам Армянского нагорья.