«Тысяча чертей! — бранился про себя Мангеймер. — Во всем виноват проклятый капеллан. Он мне за это заплатит. Скажу-ка я завтра полковнику, что он заманил меня в церковь, а пастор устроил мне там ловушку. Так я расквитаюсь с ними обоими, да вдобавок пастор узнает, что будущий зятек выдал его тайну».
Вот какие мысли теснились в голове удалого капитана, пока он возвращался к своим товарищам в Гусиную башню.
О ТОМ, ЧТО СИДЕТЬ У КАМИНА ИНОГДА НЕ СТОЛЬ УДОБНО, СКОЛЬ ПОЛЕЗНО
Усадьба Иселинген лежала примерно в четверти мили7 от Вордингборга; управляющим в ней был ленсман Тюге Хёг.
На другой день после того, как Свен получил деньги у пастора, господин Тюге играл вечером в шашки со своим писцом. Они сидели в большом зале, темные стены и высокий сводчатый потолок которого слабо освещала маленькая лампа: ленсман приказал поставить ее перед шашечной доской.
Посреди зала стоял огромный дубовый стол на четырех толстых приземистых ножках, покрытый старым дырявым сукном, а вдоль стен — высокие кресла, спинки и сиденья которых были обтянуты кожей с золотым тиснением.
Ленсман сидел в углу у горящего камина; на нем была ночная шерстяная кофта в белую и черную полоску.
Тюге Хёгу уже перевалило за пятьдесят. Череп его начал лысеть, а живот и щеки все округлялись и наливались жиром. Под складками двойного подбородка ленсмана едва был виден бант его шейного платка. Светло-голубые глаза Хёга смотрели пристальным и недобрым взглядом.
— Эй ты, писец! — заговорил ленсман после довольно долгого молчания. — Если кто-нибудь спросит тебя, кто ты такой, можешь сказать, что я назвал тебя мошенником. Я оказываю тебе милость, соглашаясь играть с тобой, а ты в благодарность плутуешь. Вот уже в третий раз ты выигрываешь у меня по четверти ригсдалера.
— Помилуйте, господин ленсман! — растерянно воскликнул писец.
— Молчать! — рявкнул ленсман. — Говорю тебе, ты плутуешь! Надеюсь, ты понимаешь датский язык. Если бы ты не плутовал, как бы ты мог меня обыграть?
Тюге не успел развить дальше свою мысль, потому что вошедший слуга доложил, что богатый вордингборгский купец Эспен Рос ждет у дверей с какой-то женщиной и просит разрешения поговорить с господином ленсманом.
— Как! — удивленно воскликнул Тюге. — Он уже здесь? Послушай, Толлер! Займи его разговором, придумай что-нибудь, а я пока приведу себя в порядок. Скажи, что я занят, скажи, что хочешь! Живо, поворачивайся!
Слуга вышел.
— Вот что, писец! — сказал ленсман уже более милостивым тоном. — Мне надо принарядиться, да поживее. Тащи сюда мои сапоги с длинными шпорами. А где мой гребень? Куда я девал свой гребень? Ах да, он на полочке за маленьким зеркалом. А ну, одна нога здесь, другая там, пошевеливайся.
Приговаривая все это, ленсман перенес лампу на большой стол посреди комнаты, потом надел на себя пунцовую плюшевую куртку и потуже затянул шейный платок, отчего лицо его налилось кровью. Тем временем писец принес сапоги и гребень.
— Помоги мне обуться! — шепнул Тюге, вытянув ногу вперед, а сам, глядясь в маленькое настольное зеркальце и держа в одной руке гребень, а в другой лампу, пытался начесать волосы с затылка на лоб, чтобы скрыть намечающуюся плешь. — Ну вот, все в порядке! — удовлетворенно воскликнул он. — Теперь можешь позвать купца. Да заодно вот тебе ключ, принеси из погреба бутылочку французского вина, но только смотри не вздумай стянуть бутылку, как в прошлый раз.
— Я не брал ни одной бутылки, — возразил несчастный писец, вспыхнув от обиды до корней волос.
— Нечего отпираться! — прикрикнул на него Тюге. — За несколько дней до того, как я в последний раз посылал тебя в погреб за вином, там оставалось девятнадцать бутылок, а на другой день я проверил и насчитал всего семнадцать. Вот тебе ключ. Ступай! И прихвати еще три чистых стакана.
Писец открыл было рот, чтобы возразить, но ленсман затопал на него ногами и указал на дверь, а сам уселся за большой дубовый стол и стал разбрасывать по нему бумаги, чтоб гости подумали, будто до их прихода он занимался делами.
Немного погодя вошел купец, о котором докладывал слуга. Это был щуплый, сгорбленный человечек с хитрым, подвижным лицом, выражение которого непрерывно менялось. Он вел за руку юную девушку, хрупкая фигурка которой была почти совсем скрыта широкой накидкой. Девушка покраснела от смущения, потупила глаза и склонилась в почтительном поклоне.
— Подойди поближе и садись, любезный Эспен! — воскликнул, приветливо улыбаясь, ленсман и сделал купцу знак, приглашая его сесть на соседний стул. — Я вижу, ты приготовил мне приятный сюрприз и привез с собой свою прелестную дочь.
— Сюрприз? — удивился Эспен. — Да ведь вы сами, ваша милость, написали мне в последнем письме, чтобы я приехал с малюткой Эллен, а без нее вы, мол, меня и на порог не пустите.
— Может быть, может быть… — проворчал ленсман, явно недовольный тем, что купец раскрыл его хитрость. — Я написал это потому, что, на мой взгляд, молодой девушке в нынешнее время спокойнее жить в здешней усадьбе, нежели в городе, где кишмя кишит всяким сбродом и грубой солдатней.
Эспен рассмеялся:
— Ах, благородный господин ленсман! К чему такие увертки! Приступим прямо к делу. Я уже объяснил малютке Эллен, что, может, ей придется навсегда остаться в здешнем замке и стать хозяйкой в доме вашей милости, если, конечно, вашей милости придется по вкусу ее общество.
— Вот как! — воскликнул довольный Тюге, подтянув свой шейный платок к подбородку, который при каком-то неловком движении ленсмана открылся больше, чем он этого желал. — А что скажет на это крошка Эллен? — спросил он, изобразив на своем лице самую сладкую улыбку, на какую только был способен. — Хочет ли моя голубка поселиться в этих больших, красивых комнатах, ходить в новых нарядах из шелка и тончайшего голландского полотна? Мои слуги будут выполнять все ее прихоти, а ей самой ничего не придется делать — только покоить мою старость.
Девушка молчала. Видно было, что она переживает тяжелую душевную борьбу и не смеет вымолвить ни слова. Наконец она в первый раз отважилась поднять свои большие синие глаза, в которых читалась отчаянная мольба, на осклабившегося ленсмана — он старался улыбаться, не разжимая губ, чтобы не показывать беззубых десен, и поэтому его улыбка походила на какую-то странную гримасу.
— Эллен! — крикнул отец, сверкнув глазами. — Что же ты не отвечаешь господину ленсману?
Губы девушки дрожали, она прижала к груди маленькие ручки и прошептала тихо, еле слышно:
— О ваша милость! Мне так не хочется оставаться в замке! Сжальтесь над бедной девушкой!
— Твой отец болван! — сказал в ответ Тюге Хёг. — Он взялся за дело не с того конца и не сумел передать тебе мое самое заветное желание. Я вовсе не собираюсь огорчать тебя, душенька. Осуши свои прелестные глазки и пойди посиди пока с моей домоправительницей. А мне нужно поговорить с твоим отцом о важных делах.
Обрадовавшись неожиданному позволению уйти, Эллен сделала шаг к двери.
— Но сначала подойди ко мне! — продолжал Тюге, придав своему лицу самое нежное выражение. — Подойди ко мне, моя куколка! Дай ущипнуть тебя за румяную щечку.
Эллен неохотно повиновалась и тут же выбежала вон из залы.
— Ну, господин ленсман! — воскликнул Эспен, как только они остались одни, и, не дожидаясь повторного приглашения, сел на стул рядом с ленсманом. — Как вам понравилась крошка?
— Понравиться-то она мне понравилась, она красотка, к тому же ты говоришь, что она домовита, да только ты зря наболтал ей чего не следует и перепугал ее раньше времени.
— Об этом не беспокойтесь, — ответил купец. — Я лучше вас знаю Эллен и знаю, как к ней подступиться.
— Ладно, ладно. Говори, что ты хочешь получить за свою дочь?
— Да ведь мы уже сторговались: хочу получить всю солому, которая сложена в усадебной риге.
— Это слишком много, Эспен, ей-богу, слишком много. Ты и так уже обчистил два наших овина. А что я буду делать потом, когда мне придется представлять отчет хозяевам?