Через минуту в клинику ворвались черепашки ниндзя во всём чёрном, с масками на мордах, с Калашниковыми на грудях. Они всех больных размазали по стенкам, в том числе Владика и охранника. Как размазывают подозреваемых по стенам — это все в кино видели. Народец в поликлинике обосрался от страха и приник лицами к стенам в позах раком и с поднятыми руками. И спросила группа «Смерч-антитеррор»:
— А кто здесь бандит?
Регистраторша с трясущейся челюстью указала на Владика, стоящего к стене лицом, к группе «Антитеррор» задом.
— Ты бандит? — спросили омоновцы у Влада.
— Он не бандит! — стал объяснять тоже стоящий лицом к стене с поднятыми вверх руками охранник. — Эта стерва сама его довела до белого каления!
Тогда омоновцы направили Калашниковых своих в рыло регистраторше и сказали:
— Старая манда! Ты чего тут устроила! Мы тебе голову размозжим в следующий раз, ты нас от дела настоящего отвлекла!
Потом охранники гаркнули и на больных:
— Вы, ****и, трепещите! В следующий раз вас всех расстреляем! — и скрылись.
Владик шёл по Невскому и сложился. Очнулся в больничке. Сосуды у него засахарились, то бишь засолились, или, в-общем, сосуды у него от неправильного образа жизни подпортились. Владу сделали операцию — сосуды заменили. Влад сказал, чтоб я его не навещала.
— Болеть — это такое личное дело, тут надо одному, с самим собой, с врачугами пообщаться. Если чего сломалось — починить надо.
Мне нравится Влад, что вот он во время слабости уползает и прячется в норе. Хорошее животное Влад.
И опять у Владика глаза сели. Теперь вот сосуды в глазах у него полопались, наверное, от того, что пялился в комп беспрецедентно, ночами напролёт, всё выкачать весь Интернет мечтал. Врачи сказали, что восстановится, но можно аналог марихуаны в таблетках принять, восстановление пойдёт веселее.
Говорит мне Владик:
— Приходи ко мне и будешь моей овчаркой-поводырём. Мы пойдём с тобой по городу, и ты отведёшь меня туда, где дают таблетки, аналог марихуаны.
Я представила, как это скууушшно. Владик такой весь тяжёлый, самодостаточный, неслиянный с миром, так он не любит ничего в этой жизни — ни поэтов, ни художников, ни поесть вкусно, ни потусовать где-либо…
Звонит Гущин. Я ему говорю:
— Давай вдвоём станем овчарками Владика. Мужского и женского полу. Он совьёт нам верёвочки и венки из конопли, так и будем по городу ходить, втроём веселее, будем слепца Владика прогуливать.
Ещё Владик теперь всё время просит оружия. Он говорит мне по утрам какую-то полную хрень, типа, чтобы я на Троицком рынке купила бы ему гранатомёт, пулемёт, двустволку, пистолет и гранат побольше. Ещё Влад говорит, что заходил к воякам в военкомат и просил их, чтобы они его отправили в горячую точку. Влад охренел полностью, судя по всему, сидя у компьютера. Владу явно надо поразмяться, поработать физическим телом своим, куда-нибудь идти в ночь, нарываться на неприятности в виде врагов, таких же обхреневших мужиков, как и он, у которых тестостерон в жопе играет, мышцы и фаллосы их распухают, и очень-очень им надо чрезмерность свою заземлять. За самочек своих, за землицу, за родину бить друг друга. Олени-рогачи, тоже мне, нашлись!
Я трахаюсь с Владиком, когда он не спит. Он такой крупный красивый самец, у него такой какой-то орлиный нос после неоднократной слепоты выработался, вроде бы он не похудел, нет. Просто как-то стал построже, как-то отстрадался, что-ли, красоте его это пошло на пользу. Да, Владик совершенный самец, какие у него красивые ножки немецкие, плечики куриные, грудная клетка костлявая, как это у него всё в гармонии, пропорции какие у него хорошие, и голова всё украшает. Пожалуй, большевата голова, но было бы меньше — и уже было бы мелочно. Благородные черты лица всё умягчают, примиряют меня с ним, как он ко мне ползёт хорошо на диван, сверху как туча синяя надвигается, возбуждённый, трепещущий, бритый наголо, весь-весь обнажённый без занавесочек романтических всяких, без барочных кудрей и украшательств, смелый и честный, какой есть — такой есть, скрывать нечего. И вот я смотрю на него, слышу его голосок приказывающий… У меня уже сменилась частота дыхания на другой регистр, кошачий какой-то, расплавленный. Но вдруг что-то не то лезет мне в голову.
Социальные моменты всякие лезут. Этот лентяй, разгильдяй, нищенка, несостоявшийся мудак, у которого если я склёвываю крошку с руки, так это я склёвываю крошки, принесённые в его дом его мамой и братом трудящимся и милосердным! Владик типа кот лентяй некастрированный, вальяжный, покоривший и обольстивший всех своей важностью и красотой. И вот к нему кошечка приходит потрахаться, и котик ведёт кошечку к своей миске, гордый и смелый, проявляющий благородство и рыцарство — на милая, поешь, мур-мур, видишь, как я галантен и нежен к тебе — да-да, вон ту рыбку, видишь ли, мне её выдают по выходным, а я с тобой, так и быть, поделюсь.