Город изменён в худшую сторону. Повсюду за панорамными красотами торчат серые блескучие колбы и коробки, берег до Смольного весь вдруг оказывается покрытым серыми уродливыми домами из панелей, они такие крупные, что скрывают изящные белые колокольчики Смольного Собора! Нет Смольного Собора больше в панораме Невы! За крейсером Аврора торчит какая-то инопланетянская серая колба со шприцом сверху. Её, наверное, воздвигла международная наркомафия как знак порабощения города героину, как знак высасывания, бесконечного высасывания из похоти вен деньжищ. Торчит ещё уродливая прямоугольная глыба над бывшей гостиницей «Ленинград». Гостиница и сама то по себе слишком крупная и серая, она и так то уродливо портила панораму Невы, превращая военный госпиталь классического стиля рядом в какую-то длинную ненастоящую игрушку. Вместо того, чтобы снести уродливую гостиницу, напоминающую о бедности и жадности советского вечно голодного периода, когда всегда было не до красоты, вместо этого за ней построили зеркального хамелеона, тело дьявола! Ибо дьявол пуст, он не самодостаточен, он присасывается к позитивной реальности, он её в кривом зеркале отражает, он говорит её словами, превращая эти слова в ложь и пустоту, он насмешничает, и пересмешничает, и гримасничает. Он сер и бесцветен, он не имеет тела и формы, токмо оболочку. Такова и пластиковая архитектура с серыми зеркальными глянцевыми боками, которую международные строительные транскорпорации всюду внедряют.
Я не узнаю свой город. Особенно ужасны разрушения дома на Зверинской улице, углом выходившего на Неву. Там снесли крепкий изящный дом с лепниной. Кариатиды с дивными девичьими морскими лицами, они оказались крепки, их техника не смогла разрушить. У них отбили руки, над ними снесли дом, который они поддерживали. Вместо рук торчит арматура. Они похожи на истерзанных пытками молодогвардейцев перед расстрелом. Или на святых христианских мучениц, истерзанных римскими цезарями. Кто это сделал, зачем это сделал? Это Он. Тот, кто хочет качать и качать ненасытно деньги в своё ненасытное брюхо, это Лярва крупного масштаба. Она там воткнёт коробку мимикрирующую с зеркальными поверхностями, коробку постмодернистской пустоты и невнятности. Тот дом будет как больной в коме, весь на проводках и искусственном поддержании жизни. В нём будут кисленько вонять европакеты, будут попахивать низкие потолки из дешёвого пенопласта, будут вечно откалываться тонкие плитки. Дом, который снесли, был построен богатыми и нежадными людьми для роскошной и комфортной натуральной жизни, чтоб из высоких овальных окон сверкала синяя Нева, чтоб даже ручки на окнах и балясины на лестнице — чтоб всё было индивидуально сделанным под этот единичный дом в единичном сказочном месте на берегу Невы. Эту тонкую работу снесли, впердолят дешёвую архитектурную ложь, где солгали все — и архитекторы, и чинушки свиньи, и менеджеры, и строители, и риэлтеры, бездарные серые напыщенные индюки, засравшие мозги такому же тупому и серому нуворишу, укравшему деньги от российских недр, газа, леса и нефти.
Я стою на высшей точке моста, мне хочется плакать от унижения и бессилия, но глаза тут же осушает пылью и машинными газами холодный майский ветер. Я поняла, откуда эта жёлтая взвесь в воздухе. Это смесь неубранного с зимы песка на тротуарах и пыльца от разрушенных старых зданий города.
Собираются вот дома жилые на Шпалерке снести, прекрасные старинные дома в завитушках и маскаронах, чтобы всадить сюда, в сердце города, дома пластиковые уродливые, которые везде одинаковы, во всех странах. И так-то набережную Невы чудовищно испортили. «МЕГАФОН» и «ГАЗПРОМ» светят красным и синим огнём грубо очень, буквы размером с этаж, в воде невской изящной эта похабень отражается, убивая красоту мостов, Ростральных колонн, Петропавловской крепости. Я вот не пойму, отчего я, частный человек, и все мы, общественный народ, почему мы должны смотреть на эти уродливые надписи, за которые соответствующие организации проплатили каким-то чинушам. Почему одна частная фирма имеет право за небольшую деньгу уродовать вид целого крупного города? Это что, в каком то законе прописано, что частный шкурный интерес фирмы выше общественного и эстетического интереса целого города?