Решив, что он приобрел достаточное влияние на Моке, мой отец рискнул предложить:
— Но, перед тем как с ней расквитаться, милый мой Моке, ты должен убедиться в том, что не можешь избавиться от своего кошмара.
— Это невозможно, мой генерал, — уверенно ответил Моке.
— Как невозможно?
— Я все перепробовал.
— И что же ты делал?
— Для начала я выпил на ночь большую чашку горячего вина.
— Кто тебе это посоветовал? Господин Лекосс?
Господин Лекосс был известным в Виллер-Котре врачом.
— Господин Лекосс? — повторил Моке. — Ну нет! Он не умеет снимать порчу. Нет, черт возьми, это не господин Лекосс!
— Тогда кто же?
— Пастух из Лонпре.
— Выпил чашку горячего вина, скотина! Ты, наверное, был после этого мертвецки пьян?
— Половину выпил пастух.
— Тогда понятно, почему он тебе его прописал. И чашка горячего вина не помогла?
— Нет, мой генерал. Ведьма всю ночь топтала мою грудь ногами, как будто я ничего не принимал.
— Что же ты еще делал? Я думаю, ты не ограничился чашкой горячего вина?
— Я поступил так, как поступаю, когда хочу поймать хитрого зверя.
Моке выражался очень своеобразно; нельзя было заставить его произнести «хищный зверь»; каждый раз как мой отец говорил «хищный зверь», Моке отвечал: «Да, генерал, хитрый зверь».
— Ты все-таки хочешь говорить «хитрые звери»? — спросил как-то мой отец.
— Да, мой генерал, и совсем не из упрямства.
— Тогда почему же?
— Потому что, при всем моем уважении к вам, должен сказать: вы ошибаетесь, мой генерал.
— Как это ошибаюсь?
— Да; надо говорить «хитрый зверь», а не «хищный».
— А что означает «хитрый зверь», Моке?
— Это зверь, который выходит только по ночам; это тварь, которая пробирается в голубятни, чтобы душить голубей, как куница; в курятники, чтобы давить кур, как лиса; в овчарни, чтобы резать баранов, как волк; это лживое животное — одним словом, это хитрый зверь.
В этом истолковании была своя логика, и мой отец ничего не смог возразить, а торжествующий Моке продолжал называть хищников хитрыми зверями, не понимая, отчего мой отец упрямится и продолжает называть хитрых зверей хищными.
Вот почему, когда мой отец спросил Моке, что тот намерен делать дальше, Моке ответил: «Я поступил так, как поступаю, когда хочу поймать хитрого зверя».
Нам пришлось прервать этот диалог, чтобы дать вам только что прочитанные вами разъяснения, но моему отцу Моке ничего не должен был объяснять, и они продолжали разговор.
6
— Так что же ты делаешь, Моке, когда хочешь поймать хитрого зверя? — спросил мой отец.
— Генерал, я делаю западню.
— Как! Ты устраиваешь западню для мамаши Дюран?
Моке не любил, чтобы кто-нибудь произносил слова иначе, чем он сам.
Он повторил:
— Я сделаю западню для мамаши Дюран, да, мой генерал.
— А где же ты устроил свою западню? В дверях?
Как видите, мой отец уступил.
— Как бы не так — в дверях! — сказал Моке. — Можно подумать, старая ведьма входит в двери! Не знаю, каким образом она пробирается в мою комнату.
— Может быть, через дымоход?
— В моей комнате нет камина. И вообще я вижу ведьму только тогда, когда почувствую ее на себе.
— Ты ее видишь?
— Как вас сейчас, мой генерал.
— И что она делает?
— Ничего хорошего — ходит по мне ногами: топ! топ! топ!
— Где же ты устроил западню?
— Западню! У себя на животе, конечно!
— И какая же у тебя западня?
— О, превосходная западня!
— Ну, какая?
— Такая, какую ставил на серого волка, который резал баранов у господина Детурнеля.
— Не так уж хороша эта твоя западня, Моке: серый волк съел приманку и ушел.
— Вы прекрасно знаете, почему он смог уйти, мой генерал.
— Не знаю.
— Он не попался, потому что это был черный волк башмачника Тибо.
. — Моке, это не мог быть черный волк башмачника Тибо: ты же сам сказал, что волк, который резал баранов у господина Детурнеля, был серый.
— Теперь он серый, мой генерал, но во времена башмачника Тибо, тридцать лет назад, он был черным. Я и сам, мой генерал, тридцать лет назад был черным, словно ворон, а теперь серый, как Доктор.