На другом конце провода быстро взяли трубку, и Татьяна Федоровна узнала голос секретарши мэра. Когда приходила, ждала в приемной, запомнила этот голос, а вот имени не знает.
— Девушка, миленькая, а нельзя ли мне с Валерией Петровной поговорить? — жалобным голосом спросила Татьяна Федоровна.
— Да вы что, женщина, в своем уме? — закричала секретарша. — Не знаете, какое горе у Валерии Петровны?!
— Да знаю я, слыхала… И у меня тоже горе. Может, соедините меня с ней? Я хоть спрошу, можно чего-то сделать или нет. Пожалуйста, милая.
— Ни стыда, ни совести у людей нет! Как ваша фамилия?
— Истомина я, Татьяна Федоровна. Я на днях приходила к ней, может, вы помните меня, а?
— Помню, как же не помнить, — со значением сказала секретарша.
Татьяна Федоровна расценила это неведомое значение как добрый знак, раз помнит, может, и посочувствует. Соединит с Валерией Петровной?
— Так соедините? — спросила она.
— Ах ты, карга старая, сволочь проклятая! — закричала вдруг секретарша. — Из-за твоего паскудного сынка погиб Илья Олегович, и муж Агеевой застрелился, а ты еще и названиваешь сюда?! Не вздумай больше звонить и не попадайся Агеевой на глаза! Когда твоего сынка расстреляют, она будет прыгать от радости, и я вместе с ней! — И бросила трубку.
Пальцы Татьяны Федоровны сами собой разжались, и трубка упала на стол. Подумалось: теперь же все люди будут говорить ей такие слова. И никому не докажешь, что Андрей не способен убить человека, что говорить такое матери — грех. Никто и слушать ее не станет. Может ли человек вынести это? Конечно, нет. А раз так, то зачем же ей жить на белом свете в нескончаемых муках?..
— Я совсем ничего не понимаю! — Юрий Иванович Лобанкин всплеснул руками и снова заходил взад-вперед по кабинету мэра Прикубанска. — Я звонил Чупрову, он сказал, что парень был схвачен с пистолетом в руке прямо над раненым Бугаевым. Выстрелы были произведены именно из этого пистолета, стрелял именно он. Пусть его причастность к убийству Стригунова не полностью доказана, но здесь-то все ясно! Как можно выпустить на свободу преступника? Не понимаю.
— Чего ж тут непонятного, папа! — закричала Маша. — Я виделась с ним за пару часов до этого. Андрей ни в кого не собирался стрелять, к Барону, который прятал его, относился с уважением. И пистолета у него не было! Ведь еще убита женщина Барона, а сам он ранен! Андрей не мог этого сделать, вот и все!
— Может, они поссорились? И вообще, Маша! Я из-за тебя всю ночь не спал, нервничал. В конце концов, есть предел и моему терпению. Я, разумеется, понимаю, привязанность и все такое… Но если человек совершил преступление — он должен понести наказание!
— А если не совершал?!
— Тогда перед ним нужно извиниться. Возместить моральные издержки, но… в данном конкретном случае этим и не пахнет.
— Какой ты черствый, папа! Я просто не узнаю тебя!
— А я — тебя. И Валерия Петровна меня удивляет. Ну ладно, у тебя психика еще неустойчива, но вы, Валерия Петровна, почему так переживаете? — Лобанкин повернулся к Лере, развел руками, демонстрируя свою полную беспомощность в этом вопросе.
— Мы вместе потому, что хотим восстановить справедливость! — ответила за Леру Маша. — Валерия Петровна полностью согласна с тем, что Андрей арестован неправильно.
— Юрий Иванович, — усталым голосом сказала Лера. — Если мы согласимся с версией Чупрова, что журналисты, известные всему городу, стреляют налево и направо без всяких оснований, без какого-то смысла, что же думать о прочих жителях? Мы просто обречены на вымирание. Есть вещи очевидные — ранен Бугаев, убиты и ранены другие, в руке Истомина был пистолет. Но значит ли это, что именно он стрелял в них?
— А кто же?
— Лебеда! — крикнула Маша. — Его тоже разыскивает милиция, он тоже мог прятаться на свалке!
— А если представить события таким образом: некто злобный и жестокий устроил там бойню, убил женщину, ранил Барона и Бугаева, Истомин вступил с ним в схватку, выбил оружие и, когда злодей бросился бежать, открыл по нему стрельбу. Тут его и схватили. И как же мы будем выглядеть, осуждая невиновного человека?
— Но это необходимо доказать, Валерия Петровна! А вы и Маша — не перестаю удивляться вашей неожиданной дружбе — лишь говорите о несправедливости.
— Я сегодня беседовала с оперативниками, которые захватили Истомина, — сказала Лера, отбросив со лба непокорную прядь рыжих волос. — Они сказали, что в момент ареста Истомин действительно наклонялся над раненым Бугаевым, но пистолет у него был за поясом. Может, он хотел помочь раненому?