17
— Может, «скорую» вызвать? — встревоженно спросил Андрей, глядя на бледное, осунувшееся лицо матери.
Татьяна Федоровна едва добралась домой из мэрии — сердце прихватило. Андрей уложил ее в кровать, напоил лекарствами и теперь сидел на стуле у изголовья, ожидая, когда же матери станет лучше. Она покачала головой:
— Я еще немного полежу и встану, надо обед разогреть моему сыночку… Не обижайся, Андрюша, что так получилось. Я ж хотела как лучше, думала, она тоже ведь женщина, понимает, каково это — остаться без работы, да и по глупости. Не по своей, а по начальственной…
— Проходит боль или нет? Еще валидол дать? Ну, мама, не строй из себя героиню, прошу тебя! Если болит сердце, нужно вызвать «скорую». Я же не врач, ничего не понимаю. Валидол, валокордин могу дать. А вдруг этого мало?
— Проходит, проходит, уже легче. Слава Богу, что ты вернулся домой, теперь не так страшно. А то жил в своем Краснодаре, а я тут совсем одна… Прямо хоть ложись да помирай.
— Правда лучше? Не обманываешь?
— Конечно, правда. Ты пиво выпил? Я утром на столе тебе оставила, подумала, наверное, у моего Андрюши голова будет болеть.
Несмотря на серьезную ситуацию, Андрей улыбнулся.
— Ты совсем не знаешь меня, мама. Я не похмеляюсь, а так сильно напивался вообще раза два в жизни, да и то давно. Если наутро голова трещит, выпью анальгин, через полчаса — все нормально. А ты решила пивом лечить меня.
— Так я ж не знала…
— Все равно, спасибо, мама. Я выпил пиво. Ты знаешь, сразу будто ожил. Теперь только пиво и буду пить. Вчера… Ну, ты понимаешь, так досадно стало, хоть волком вой. Потому и хватил лишку. Все было нормально, и вдруг исчезает кассета! Лежала в сейфе несколько лет, и в самый напряженный момент как сквозь землю провалилась. А этот болван, Осетров, вместо того, чтобы разобраться, тут же делает из меня «стрелочника», козла отпущения и увольняет. Да что ж это такое?
— Ох, Андрюша, и со мной точно так получилось. Отметили день рождения директора магазина, пятьдесят ему стукнуло, он вино поставил, «Чинзано», может, видал в ларьках? Сумасшедшие деньги стоит. Выпил с нами рюмочку и домой побежал, к нему ж гости должны приехать. Ну, а мы, две продавщицы, кассирша и подсобный рабочий, ту бутылку и прикончили. Уж больно красивая этикетка и медалей много, не оставлять же. И тоже домой стали собираться. А тут, как назло, Агеева заходит. И как набросилась на меня. Другие-то узнали ее и попрятались, а я в зале была. Я уж и так, и эдак — ничего не хочет. Злая, как собака. А на следующий день сам Егор Петрович приехал, хозяин. И давай директора чихвостить на чем свет стоит! Дал два часа, чтоб меня уволить, За два часа и управились…
— Дура она, эта Агеева!
— Люди говорят, правильная женщина. Взяток не берет, начальников всяких гоняет, как сидоровых коз, помогает, если человеку трудно. Не знаю… Может, кому и помогает, а со мной и говорить не стала.
— Она злая на меня, думает, я кассету кому-то продал, а тут как раз ты приходишь… Хоть бы спросила меня, стоит ли идти к Агеевой?
— Так я ж говорила тебе вчера.
— Говорила? Неужели я сказал: «Иди, мама, Агеева нам поможет»?! — ужаснулся Андрей.
— Нет. Но я подумала, ты пьяный, злой… А Маша своего отца попросила, чтоб он уговорил ее выделить мне чуток времени, день-то сегодня неприемный. Чего ж не пойти…
— Маша, Маша… — сердито буркнул Андрей. — Она как здесь оказалась, советчица наша дорогая?
— Не злись, Андрюша. Она хорошая девочка, и ты ей нравишься. Пришла потому, что беспокоилась за тебя. И хотела помочь. Разве она виновата, что так получилось?
— Сидела бы дома, так и ты б не пошла к Агеевой.
— Не обижай Машу, — попросила Татьяна Федоровна. — Я смотрю на нее и думаю: какая хорошая жена была бы для моего Андрюши.
Андрей серьезно посмотрел на мать и покачал головой.
— Ты знаешь, кто у нее отец?
— Ну, так что ж?
— А то, что у меня было уже такое, хватит! — в сердцах бросил Андрей и отвернулся.
— Жена твоя, да? Которая выгнала тебя? У нее ж отец был каким-то начальником.
Андрей молчал. Как это ни странно, о своей бывшей жене он почти не вспоминал. Познакомился с нею, когда уже был на пятом курсе, простудился, зашел в поликлинику, где она работала в регистратуре, и познакомился. Вряд ли это была любовь, он всегда любил только одну женщину. Ту, которая приходит во сне. Но пятый курс — это серьезно: если хочешь остаться в Краснодаре, женись. Что он и сделал. Какое-то время казалось, что ему повезло с женой. Но не с родителями жены, которые вскоре стали откровенно намекать, что нищий журналист их не устраивает. Единственная дочь могла бы найти себе мужа и получше. Она, Рита, защищала его, цапалась с родителями. Потом они снимали комнату у старушки в Нахаловке, есть такой район частных домишек в Краснодаре. Потом суровый тесть смилостивился, на кого-то нажал, и они получили однокомнатную квартирку. Разумеется, хозяйкой ее была Рита. Вот и все, больше и вспоминать не хотелось. Все чаще слышал упреки в неспособности зарабатывать деньги, огрызался, изменял жене время от времени с редакционными девчонками и героинями своих репортажей. Как-то жил… Ну, а потом тесть ударился в бизнес, организовал фирму, в которую «челноки» сдавали оптом привезенное из-за границы. Рита бросила работу в поликлинике, стала летать вместе с «челноками» — то в Турцию, то в Таиланд, то в Эмираты. Вначале, чтобы страны заморские посмотреть за счет фирмы — папаша назначал ее «консультантом» в группе «челноков»; а после втянулась в торговлю, настоящим специалистом стала и уже не могла жить без дальних путешествий. Появились деньги и новые упреки. Возвращаясь домой, Андрей не знал, где сейчас его жена. В Китае? В Турции? В итальянском Римини? Частенько вспоминались строки Высоцкого: