Вот она протяжно застонала, бедра взлетели вверх и затрепыхались, не опускаясь, и в то же мгновение захрипел, задыхаясь и захлебываясь, Илья Олегович.
Какое-то время два тела неподвижно лежали рядом: притягательное своей спелостью женское и рыхлое, некрасивое мужское. А потом Марина взяла заранее приготовленное полотенце, вытерлась сама, вытерла его толстые волосатые ноги и все, что там еще имелось.
Стригунов с кряхтением поднялся, перевернулся, устраивая свою голову на подушку рядом с ее вспотевшим лицом, блаженно прикрыл глаза. И еще несколько минут они лежали без единого движения.
Марина разомкнула пересохшие от внутреннего жара губы, с улыбкой сказала:
— Ты настоящий мужчина, Илья.
— Не тот уже, не тот, — не раскрывая глаз, вздохнул Стригунов. — Но еще кое-что могу, да. Благодаря тебе, Мариночка. С такой женщиной и покойник оживет.
Она встала с кровати. Тут его глаза сами собой раскрылись — как можно было пропустить момент, когда ее пышный зад, воссияв над кроватью, мягко покачиваясь, удалился в сторону ванной?
— Прекрасно, прекрасно, — пробормотал Стригунов и снова опустил веки.
Почему-то вспомнилась их первая встреча…
Без малого десять лет назад перепуганный редактор городской газеты дал задание не менее перепуганной молодой журналистке взять интервью у Самого. Редактор знал, что Стригунов лично хотел беседовать именно с этой девицей, но тем не менее боялся, а вдруг она что-то не так скажет, сделает? Отвечать-то придется ему! Журналистка Марина Маркушина ничего не знала и не понимала, почему редактор сам не поехал к Самому.
Стригунов принял корреспондентку так, как обычно принимал высокие комиссии из Краснодара или Москвы: с коньячком, икоркой, импортными сигаретами и конфетами. И не в кабинете, а в комнате отдыха. Вблизи она оказалась именно такой, какой он запомнил ее на одном из своих выступлений: молодая, простоватая, покладистая, и все, как говорится, при ней.
После второй рюмки Илья Олегович уловил момент, когда глазки корреспондентки слегка осоловели, решительно подсел ближе, как бы ненароком ладошку ее вспотевшую придавил своей тяжелой ладонью. Не отдернула. Слегка приобнял — не отодвинулась, легонько поцеловал в щеку, потом, более настойчиво, в губы. Она попыталась отодвинуться, но вяло, нехотя. Тогда Стригунов без лишних слов сунул руку под юбку, нашел там то, что и хотел найти, и перенес Марину с кресла на диван.
— А как же интервью? — растерянно пробормотала она.
— Будет тебе интервью и все, что захочешь, — твердо пообещал Стригунов.
Это интервью оказалось последним в журналистской карьере Марины. Вскоре она уже хозяйничала в приемной Самого, постепенно превращая ее в «аквариум».
Илья Олегович оказался не только жадным до страстных ласк молодой секретарши, но еще и человеком добрым, щедрым, без лишних слов исполняющим любые ее капризы. Марина жила с родителями на окраине Прикубанска в довольно-таки просторной хате, но тем не менее без проблем получила однокомнатную квартиру в новом районе города, о которой семьи молодых специалистов «Импульса» до сих пор мечтают.
Зато можно было встречаться с полным, так сказать, комфортом…
Она вернулась из ванной, присела на край кровати.
— Пора, Мариночка, пора, труба зовет, — с сожалением вздохнул Стригунов, сладко потягиваясь.
— Побудь еще хотя бы полчасика, — Марина заботливо укрыла его одеялом и устроилась рядом — ласковая, теплая, мурлыкающая.
— Полчаса не могу, а вот минут десять, пожалуй, отдохну. Хорошо у тебя…
— Ну и оставайся, утром я тебе приготовлю завтрак, провожу на службу, вечером встречу.
— Мариночка, мы уже говорили на эту тему, не будем воду в ступе толочь. — Стригунов закинул руки за голову, глаза его были по-прежнему закрыты. — Давай о другом. Я так и не понял, почему именно этого придурка она послала к тебе за ключом?
— Не знаю, Илья. Могла бы взять такси и сама приехать. Сама ничего не понимаю.
— Значит, не могла. Выходит, заперта была в квартире. Только так можно объяснить все это. И не просто заперта…
— Почему не позвонила прямо мне? Я бы привезла ключи.
— Значит, не хотела, чтобы ты ее видела. Может, связанная была… Что-то и я не понимаю. А с точки зрения женской логики, Мариночка, ну-ка сообрази. Ты — мэр. В какой ситуации ты не могла бы обратиться за помощью к секретарше?
— Ну-у… — наморщила лоб Марина. — Если б и вправду была связанной. Я бы не хотела, чтобы секретарша видела меня в таком виде.
— И все? А подруги, знакомые, друзья? Она ведь могла разыскать Гену Бугаева, Лобанкина? Уж они-то ее не выдали б.