— Это была твоя мать? Ну что сказать… Некоторые папины комплексы перешли ко мне, ты понимаешь, почему. Если все было так, как ты сказал, я совершила ошибку. Завтра же непременно исправлю ее.
— Я так и думал и уже сказал об этом матери. Она, правда, не поверила, но я сказал: завтра сама увидишь.
— Ах, так? Значит, я просто обязана сделать это именно завтра? Терпеть не могу, когда вынуждают что-то делать. Тогда я решу этот вопрос послезавтра.
— Охота тебе выглядеть злодейкой?
— Истомин! Ты как разговариваешь с… — Она запнулась.
— Орешкиной? Не знаю такую. Эту девушку зовут Лера Истомина, просто какое-то время она скрывалась под псевдонимом.
Так они разговаривали шестнадцать лет назад.
Лера опустила голову, печально усмехнулась:
— Орешкина бы стала Истоминой, но я теперь Агеева. У меня есть муж, и вообще много что изменилось, Андрюша.
— Ты — это ты, ничего не изменилось, моя хорошая. Ты моя Лера, Лерочка, вот и все.
Они остановились неподалеку от подъезда ее дома, укрывшись в густых кустах сирени и жасмина.
— Нет, изменилось, — капризно сказала Лера. — Мне страшно, Андрюша. А вдруг это… это просто отзвук прошлого, неудовлетворенное желание, неисполнившиеся мечты, и как только мы будем вместе, все изменится?
— Что должно измениться, любимая?
— Да все… ну, охладеем друг к другу, и слова окажутся просто словами и ничем больше.
— Они и так просто слова, потому что ими нельзя объяснить, что я чувствую, когда вижу тебя, когда обнимаю тебя, когда твои губы целуют меня. Когда ты рядом! Нет таких слов, Лера, нет! Так было только во сне, когда я видел тебя. Шестнадцать лет ты мне снилась, и всегда, всегда это было чудо, понимаешь?
— Наяву часто все бывает по-другому.
— Оно и было по-другому! Глупо, неестественно, противно. И это была не жизнь, а мучение. Разве можно так жить, что не хочется просыпаться, и самое главное желание — уснуть навеки, но только чтобы ты была рядом?!
— Андрюша. — Она обняла его, прижалась к нему. — Только ты можешь со мной так разговаривать. Только ты — мой единственный настоящий мужчина. Только с тобой я хочу быть всегда-всегда. Я сильная женщина, даже покушений не боюсь, но сейчас мне страшно, что это когда-то может кончиться. Я… я не знаю… я не переживу такое…
— Глупышка. — Он поглаживал ее рыжие волосы, выбивающиеся из-под черной норковой шапки. — Ну представь себе, если б Ромео и Джульетта боялись, что когда-нибудь охладеют друг к другу? Мы ведь раньше не боялись.
— А мы такие же, как шестнадцать лет назад? — Она тоже улыбнулась.
— Конечно. Не было никаких шестнадцати лет. Ты разве не Лера? Ты любишь меня? Так же, как тогда?
— Я люблю тебя… — Крупная дрожь сотрясала ее тело. — Это похоже на сумасшествие, но я ничего не могу с собой поделать.
— И я тебя люблю. Более долгого испытания для нашей любви трудно представить. Хватит, хватит ждать, Лера! Лерочка…
— Андрюша, любимый мой, но ты же понимаешь, я не могу сейчас уйти к тебе. Нужно время, чтобы решить многие вопросы.
— Я не тороплю тебя, Лера. Ты моя, ты со мной, даже если мы не вместе. Знаешь, имя Лера для меня означает «любимая». Когда ты была чужой и далекой, я никогда не называл тебя Лерой. — Он опустился на сырую желтую траву, обхватил руками ее ноги, прижался щекой к ним. — Я хочу тебя навсегда, только тебя, всегда хотел… А ты возьми меня. Всего…
Она присела, обняла его, поднялась вместе с ним.
— Не надо, Андрюша, ты простудишься…
Зонтик валялся под ногами, Андрей и Лера не обращали внимания на моросящий дождь. Их лица были влажными и от дождя, и от слез. Она подняла раскрасневшееся лицо к темному небу, ловила губами дождевые капли и улыбалась, а он страстно целовал ее губы, щеки, мочки ушей, шею.
— Ты думаешь, это никогда не пройдет?
— Я знаю одно — для меня женщины красивее, умнее, роднее, чем Лера, нет и никогда не будет.
— Мы оба свихнулись. — тихо засмеялась она. — Никто в этом городе и представить не может меня такой. Я и сама не верю, что могу быть такой безрассудной. И когда? Накануне выборов!
— Ты всегда была такая безрассудная, Лера.
— Только тебя не было рядом. Один только человек и знал меня такой, какая я есть на самом деле, один и видит это. Андрюша! — Она с такой страстью бросилась ему на шею, судорожно обняла его, что оба чуть не свалились на траву.
— Здесь лучше, чем в твоем кабинете.