Выбрать главу

Тогда — зачем? Зачем ему умная, красивая жена, властная женщина, большая начальница, неутомимая труженица, если с нею холодно и неуютно? Женился бы на глупой куколке, вроде Анжелы, построил бы камин вместо печки и сейчас занимался бы с ней любовью при свете живого огня…

Вспомнив об Анжеле, Агеев вздрогнул. Нет больше Анжелы, убили. Расстреляли девчонку, а его сделали виновным в этом страшном злодеянии. Сейчас ее холодное тело лежит в городском морге, следователи ищут убийцу, а он сидит на даче и ждет, когда настоящие убийцы дадут ему задание… Симпатичную, веселую девчонку ни за что ни про что расстреляли, сволочи! Ввязалась, дура, в политические игры, знала бы, чем это кончится! Кому-то должности, власть, а кому — пуля…

Семь пуль.

А ему — делать то, что скажут эти мерзкие существа. Съездить в Москву? Наверное, передать наркотики. Думают, что мужа мэра не станут проверять. А если поймают?.. Он машинально потрогал царапины на щеках.

Позор!

Допил коньяк, снова наполнил стакан. Пойти в милицию, рассказать обо всем, что случилось? И оправдываться, оправдываться, когда все в городе будут считать его сексуальным маньяком? Доказательства — на щеках, эти поубедительнее всяких там отпечатков пальцев. Зачем она поцарапала его? A-а, неважно. Главное — оправдаться невозможно. Да и не умеет он этого делать, потому что не виновен! Нет, никуда он не пойдет. Нужно подождать, посмотреть, что они предложат, тогда и решить, как поступить. И жену подвел, черт бы ее побрал и всех политиканов вместе с нею!

Все из-за нее, из-за этих проклятых выборов! Но об этом Агеев уже устал думать. И волны злости на жену сменялись минутами раскаяния. Все же он подвел ее, подвел…

И компьютер на догадался привезти на дачу. Сейчас бы поиграть, отвлечься хоть немного… Нечем. Есть, правда, коньяк, да он плохо помогает.

Позвонить, что ли? Он придвинул телефон, набрал свой домашний номер. Лера сразу взяла трубку.

— А, это ты. Скажи на милость, дорогой, где ты пропадаешь? Кого еще связываешь?

— Я на даче, пью коньяк и никого не связываю. Меня самого связали, хуже не придумаешь. Лера…

— А почему на службе не был?

— Заболел.

— И лечишься коньяком?

В ее словах было столько сарказма, что Агеев снова почувствовал приступ неукротимой ярости.

— Перестань разговаривать со мной, как со своим главным сантехником, понятно?! — заорал он. — Со мной надо разговаривать вежливо. Хотя бы нормально.

— Сомневаюсь, что ты сейчас можешь понимать нормальную речь, — раздраженно сказала она.

— Да? Не могу? — Он взмахнул рукой, с нескрываемым презрением фыркнул в трубку. — А ты можешь? Заседания, совещания, канализация, да?.. Ни на что ты больше не способна и никому не нужна такая! Понятно? Я, конечно, виноват перед тобой, что так получилось…

— Получилось у тебя неплохо!

— Я не об этом…

— А я об этом! Виноват — не виноват, меня это совершенно не интересует, дорогой! Просто я не намерена больше терпеть твои выходки. Между нами все кончено!

— Вот как ты заговорила?!

— Именно так. Развод оформим после выборов. Надеюсь, ты понимаешь, почему. — Голос-был холоден и решителен.

— Я понимаю, все понимаю! Ну и отлично! Прекрасно! Наконец-то я избавлюсь от бревна, которое все время лежит со мной в постели! Кому нужно бревно в постели, а? Сплавить его! Эх, дубинушка, ухнем! Сама пошла!

— Не паясничай, я вполне серьезно.

— Я тоже! Ты себе представить не можешь, госпожа… монумент… монументша, сколько живых, горячих девушек хочет меня любить! И как любить! — брызгал слюной Агеев. И хохотал. Дико, — безумно.

— Я рада за тебя, — сухо произнесла она. — Желаю успеха. Пожалуйста, извини, но я уже легла. Спокойной ночи.

Агеев с пьяным удивлением посмотрел на телефонную трубку, из которой слышались короткие гудки. Удивлялся он сам себе: зачем звонил, разве трудно было понять, что разговор получится именно таким?

34

Так, значит, она есть, любовь? И это — неподвластное разуму, всепоглощающее желание кого-то видеть, слышать, быть с кем-то рядом, прикасаться к его руке, к его щеке, к его губам и всем телом чувствовать сладостный плен его прикосновений? И не бояться выглядеть смешной, глупой, распущенной? И дрожать, слушая банальнейшие фразы, которые тысячи лет говорили люди в таких случаях, радоваться подаренному цветку, со слезами на глазах смотреть в глаза любимого? А в них такое, что волна сладостного тепла захлестывает с головой и уносит…

Еще пару дней назад, услышав о любви, она снисходительно усмехнулась бы — делать людям больше нечего!