Толчком, изменившим ситуацию в варварской периферии, послужила миграция готов. Поначалу немногочисленные, готы объединили под своей властью другие германские народы, что позволило им осуществить широкую экспансию. Сведения Тацита и Птолемея фиксируют самое начало этого процесса. Через несколько десятилетий готы пришли в Причерноморье. Заключив союз с аланами или завоевав их, они создали сильную протодержаву. Материальное свидетельство ее существования археологи фиксируют в черняховской культуре.
Исходным импульсом к ее сложению послужило распространение вельбарской культуры через Волынь на территорию нынешней Молдовы и в поречье Южного Буга. Носители этой культуры первыми восприняли характерный набор провинциально-римских культурных черт, который определяет своеобразие черняховской культуры, и распространили его среди подчиненных народов. Другими компонентами при формировании культуры были позднепшеворский (бастарнский) в верховьях Днестра и смешанный алано-позднескифский на побережье Черного моря между Днестром и Днепром, а также в Крыму (14).
Возможно, на левобережье Днепра черняховская культура включила и позднезарубинецкий компонент, хотя в целом между нею и киевской культурой на раннем этапе сложилась достаточно отчетливая граница. Вне пределов готского влияния долгое время оставалась родственная киевской мощинская культура, а также их дериваты, которые свидетельствуют о значительных миграционных движениях праславянского населения. Памятники, типологически близкие киевским, но с присутствием сарматского и черняховского компонентов, в это время проникают в верховья Дона (типы Чертовицкое — Каширка) (15) и в среднее Поволжье до Самарской Луки (типы Сиделькино — Темешово и Лбище) (16).
Еще одна группа похожих памятников (вышеупомянутый тип Этулия) проникла в степной район низовьев Дуная, Прута и Днестра. Для нее характерно смешение черт латенизированных культур с позднескифскими, при этом выразительно прослеживается позднезарубинецкий компонент (17).
По-видимому, появление памятников типа Этулия связано с переселением сюда населения с запада нынешней Украины, вызванным движением готов на рубеже II–III веков. Но отмечаются сходства и с верхнеднепровским типом Грини. А. В. Гудкова считает, что «в среде этулийского населения происходили процессы, аналогичные тем, которые привели к образованию киевской культуры». Примечательно наличие в группе Этулия керамических форм, которые на волынско-подольских и позднезарубинецких памятниках определяются как протопражские.
Как уже отмечено, именно с этой группой памятников нужно связывать известие Певтингеровой карты о венедах у низовьев Дуная. Притом эти памятники несомненно доживают до второй половины IV века, т. е. продолжают бытовать долгое время после исчезновения с исторической арены бастарнов. Этот факт служит дополнительным аргументов в пользу гипотезы о том, что венеты/венеды наравне с бастарнами являлись носителями зарубинецкой культурной традиции.
Главным письменным источником для этого периода служит «Гетика» Иордана, которая, в свою очередь, опирается на труды Кассиодора и Аблабия. Этот корпус известий, письменно зафиксированный в первой половине VI века, включает в себя запись эпических преданий, которые сложились в среде остготов и отражают период деятельности их выдающегося вождя Германариха в середине IV века. Изначально фольклорный характер сведений налагает дополнительные ограничения на их интерпретацию (18).
Наиболее раннее упоминание о венетах в «Гетике» относится к преданию о победах Германариха над рядом народов. Венеты названы в их числе, а это значит, что до того момента они были независимы от готов. Следовательно, их территория не могла входить в ареал черняховской культуры III века. Это целиком соответствует как киевской культуре, так и памятникам типа Этулии, но никак не другим частям бывшего зарубинецкого ареала. На Волыни памятники зубрицкого типа (которые ряд украинских археологов связывает с праславянами) были поглощены черняховской культурой на раннем этапе ее существования.
Поэтому, даже если возникшая на их основе волынско-подольская группа черняховцев действительно приняла участие в формировании пражской культуры, как полагает В. Д. Баран (19), то не она обеспечила преемственность этнонимов «венеты — славяне», о которой уверенно пишет Иордан. Под «венетами, которые сейчас зовутся славянами», нужно понимать иной компонент, вошедший в пражскую культуру — киевский. То, что этот компонент слабо прослеживается археологически, не имеет решающего значения, потому что пражская культура не имеет плавной преемственности ни с одной предшествующей. Однако это не мешает целому ряду археологов выводить ее из киевской культуры (20).