Во–вторых, где это Гавриил Попов взял, что «татары» («Орда») приняли мусульманство незадолго до 1380 года? Ведь именно тогда «московские князья отказались от сотрудничества с Ордой». Невский разгромил немцев на льду Чудского озера в 1242 году, имел контакты с представителями Орды в 1238–1240 годах согласно школьной истории. Прибавим 150 лет, выйдет 1390 год. Что, Попов не знает об искони принадлежности «Орды» к мусульманству?
Перейдем к «успехам долгосрочного курса первых царей на завоевание Сибири». Самое главное в том, что «интеллигенту» вообще не приходит в голову назвать завоевание народов подлым делом. Больше я об этом ничего не скажу. О советских народах, особенно малочисленных, и особенно в Сибири я достаточно сказал в предыдущих разделах. Теперь про «последовательные усилия Алексея Михайловича по мирной постепенной интеграции России и Украины». Может быть, Попов не знает о том, что это именно Алексей Михайлович запустил церковный раскол, утвердил законодательно и окончательно рабство своего собственного народа («Соборное уложение 1649 года»), что именно при нем русские «деревни в милю длиной оказались совершенно пустыми — люди разбежались по лесам», и что именно он является отцом Петра I?
Специально для Попова приведу цитату из В. Ключевского: «А XVII век — это эпоха народных мятежей в нашей истории. Не говоря о прорывавшихся там и сям вспышках при царе Михаиле, достаточно перечислить мятежи Алексеева времени, чтобы видеть эту силу народного недовольства; в 1648 г. мятежи в Москве, Утюге, Козлове, Сольвычегодске, Томске и других городах; в 1649г. приготовления к новому мятежу закладчиков в Москве, вовремя предупрежденному; в 1650г. бунты в Пскове и в Новгороде; в 1662 г. новый мятеж в Москве из–за медных денег; наконец, в 1670–167 1 гг. огромный мятеж Разина на поволжском юго–востоке, зародившийся среди донского казачества, но получивший чисто социальный характер, когда с ним слилось им же возбужденное движение простонародья против высших классов; в 1668- 1676 гг. возмущение Соловецкого монастыря против новоисправленных церковных книг. В этих мятежах резко вскрылось отношение простого народа к власти, которое тщательно закрашивалось официальным церемониалом и церковным поучением: ни тени не то что благоговения, а и простой вежливости и не только к правительству, но и к самому носителю верховной власти». («Курс русской истории». Соч. в 8 т. М., 1952. Т. 3. С. 239–240).
Еще одна цитата: «Матросам на кораблях петровских времен жилось очень неважно. Помещались они обыкновенно в трюме среди бочек с водою. Эти бочки часто давали течь; вода, вытекая из них, образовывала, смешиваясь с песчаным балластом, грязь, превращая трюм в какое–то болото. Рогожные кули, в которых хранился провиант, загнивали и распространяли ужасный запах; огромные корабельные крысы, случалось, кидались на людей и часто кусали сонных; провизию составляли дурно пропеченные сухари и солонина, часто уже испорченной доставленная на судно; в случаях долгого плавания эта участь постигала и свежую солонину, сухари покрывались противной зеленой плесенью, становились горькими и затхлыми, портилась и вода в бочках, принимая вид и цвет жидкого кваса, а вкус и запах тухлых яиц; каменный или песчаный балласт, занимая много места, не позволял погрузить достаточно воды и провианта, и при долговременных плаваниях часто случалось, что провизии не хватало, и матросам приходилось довольствоваться уменьшенными порциями. Больных и умерших было поэтому во флоте всегда очень много. Случалось, что всю эскадру охватывала какая–нибудь острая желудочная эпидемия и экипажи приходилось, для освежения кораблей, свозить на берег. Англичанин Поддон, один из лучших адмиралов Петра, относившийся к матросам очень хорошо и человеколюбиво, утверждал, что русский флот вследствие дурного продовольствия, терял людей вдвое более любого иностранного флота. В 1716 г. Девиер писал из Копенгагена так: «Здесь мы нажили такую славу, что в тысячу лет не угаснет. Сенявинской команды (знаменитый адмирал Сенявин) умерло здесь близко 150 человек, и из них много бросали в воду в канал, а ныне уже человек 12, которых принесло к дворам… и я, увидев то, хотя и не из моей команды, однако ж, велел вытаскивать из воды и хоронить, а народ здешний о том жалуется, и министры некоторые мне говорили и хотели послать к королю». В 1717 г. у Поддона рекрутам было доставлено такое продовольствие, что многие заболевали, шли в госпиталь, но и там от худого смотрения и содержания умирали; другой раз, тоже благодаря гнилому продовольствию у него из 500 рекрут осталось в течение одного месяца всего 278, да и те, почитай, померли с голоду… и обретаются в таком бедном состоянии от лишения одежды, что, опасаюся, вскоре помрут. Морские служители и по се число, 11 октября, содержатся на кораблях и ночуют, которым зело студено ныне. «Ваше сиятельство, — писал Поддон Апраксину, — неведомы есть о половине бедностей людских здесь. Боже, помоги им!» […] Но все эти недостатки, злоупотребления, вольные и невольные прорехи, покрывала могучая воля одного человека, которому море было родной стихией, а морская служба — любимое дело. Корабли петровских времен не стояли праздно в портах и выходили в море вместе со льдом, часто прорубаясь в нем, и только окончательное замерзание моря глухой осенью загоняло петровский флот в гавани. Благодаря такой школе, вырабатывались хорошие моряки, и число крушений, например, было сравнительно очень невелико, несмотря на долгие и поздние плавания; победы над шведскими судами при столкновениях свидетельствуют также, что, несмотря на внутренние недостатки и тяжесть существования на кораблях, офицеры и матросы были одушевлены тем делом, которое делали, и делали его так, что адмирал Петр Михайлов (он самый, преобразователь) был ими доволен». (С. Князьков. «Очерки из истории Петра Великого и его времени». М., 1909, с. 138–140).