— Настенька, — сказала Мария Владимировна, обращаясь к дочери, сидящей возле неё на кровати, пока из родительской комнаты доносились звуки иранского прогрессивного рока, вновь поглощаемого Арсением Витальвевичем, — Мы уже говорили, что собираемся переехать. Ситуация в нашей стране не самая благоприятная, по крайней мере, для нашей семьи.
Она прервалась и повернула голову в сторону комнаты, откуда доносилась музыка. Затем, вздохнув и обреченно покачав головой, продолжила.
— Возможно, ранее ты уже слышала, что на столицу расчитывать не приходится. Твой дядя живет в Красноярске и у него, по словами папы, тесные связи с очень престижной клиникой. Есть надежда, что мне там помогут. Болезнь, знаешь ли, прогрессирует, доченька…
Настя молча слушала. Она не знала, что сказать и, конечно, не была в курсе всех подробностей болезни мамы (они от нее тщательно скрывались, дабы «не беспокоить лишний раз дитя»). Видя, что Мария Владимировна выглядит весьма неплохо, её дочь все же надеялась на положительный исход ситуации. Разумеется, ей трудно было представить, что творилось у её матери внутри и сама мысль о её возможной кончине была задвинута Настей в самый глубокий ящик.
— А где это, Красноярск? — спросила Настя и, потупив свой взор, не дождавшись ответа матери, продолжала — У меня там никого, а здесь друзья… Так тяжело будет расставаться.
— Родная, — глаза Марии Владимировны сделались еще грустнее, чем обычно — я знаю, что это не одно и то же, но пока вам придется пообщаться по видеосвязи и в соцсетях. Уверяю, мы сюда еще приедем, как только всё наладится.
Они молча обнялись. Доносящиеся звуки весьма неприятного восточного песнопения под аккомпанемент барабанно-гитарного мракобесия стали порядком бесить Настю.
— Мама, — сказала она тихо, но раздраженно, — может он уже заткнуть эту срань?!
Мария Владимировна осуждающе покачала головой, потом вздохнула:
— Каждый справляется со стрессом как он может…
Настя не была уверена, стресс ли у её папочки или же обыкновенный пофигизм, коим он частенько страдал в последнее время. Однако, словно услышав её (что было маловероятно), отец выключил музыку и появился в дверном проеме:
— Девочки, я спать. Всем сладких снов. — сказал он без особого выражения.
Посидев, да покалякав с мамой о своем-о девичьем еще получасика, Настя также стала отходить ко сну. Луна щедро заливала её комнату своим светом. Она не задернула шторы, дабы маломальски свежий летний воздух проникал внутрь. Видений Настя уже не боялась, скорее даже, наоборот; мысль о том сказочном и красочном лесе не давала ей покоя — переехать ей хотелось не в Россию, а именно туда. Её ноздри всё еще помнили этот душистый аромат, как если бы этот лес был щедро кем-то побрызган духами из мёда, трав, цветов и ягод. Её глаза все еще удерживали эту нереальную яркость, как если бы кто-то порылся в настройках телевизора жизни и выкрутил ручку яркости до предела. В итоге, с этими сладкими мыслями девочка уснула. Лишь только по какой-то причине в её голове перед отходом ко сну непрестанно звучало: «Красноярск, Красноярск…..»
15. СНАРУЖИ/РИТУАЛ
— Да пущай же оне все сюды пОдОйдутЬ, — говорил Дед Пихто, — а там уж деревья разберутся, кто из них свой. Ежели воОбще прОрочествО не врёт. А, Илонк?!
Но женщина как будто целиком погрузилась в себя. Смотрела вниз и хмурилась. Руки рисовали в воздухе какие-то символы. Казалось, она находилась в каком-то потустороннем мире. Затем она стала кивать головой, как будто соглашалась с кем-то.
Такой в тот момент видел её Дед Пихто — тот самый персонаж из известного всеми ответа на вопрос «кто?». Согласно слухам, очень много лет назад старец-отшельник ушел из одного поселения в лес, дабы воссоединиться с природой. По ироничной случайности или желая того, он с ней воссоединился в прямом смысле, посредством постепенного превращения в дерево (в данном случае Пихту — отсюда и имя Пихто), однако так до конца в него и не превратился. Лишь обрел бессмертие. Илоне Давыдовне он являлся обыкновенным дедком в русской национальной одежде, то бишь в белой рубашке и портках, а так же лаптях и онучах, обволакивающих ноги. Сей традиционно-фольклорный вид «портили» лишь нелепо отрастающие из спины, рук и груди ветки с игольчатыми листьями и комично болтающимися шишками.
Что же в это время видела Илона?
Синедрион. Силуэты. И уже знакомый ей голос:
— Илонка, мы, наконец-то всё вычислили! Ты ошиблась девчонкой. Избранная — не Анна! Избранная — Анастасия! Вторая из них, светленькая!
— Да?! — удивилась женщина, — тогда почему она меня не узнала?