Он остался доволен такой реакцией, но понимал: если перестараться, могут осадить и даже унизить, потому лучше ретироваться в кабину экипажа.
— Пилот, прошу доложить обстановку.
— Торможение через четыре минуты, префект. До внешней границы антиколлизионной зоны сто двадцать километров. Вам пора пристегнуться.
— Как насчет антиколлизионных систем? Сейчас, наверное, их видно лучше?
— Изображение ежесекундно детализируется.
— Тактическая ситуация не изменилась? Гарантии точного попадания до сих пор нет?
— Гарантии нет, сэр, — ответил пилот, но уже не так уверенно.
— Шансы увеличились?
— Немного, сэр.
— Прицелы уже наведены?
— Да, сэр. Обстрел начнем, как только войдем в антиколлизионную зону на тридцать километров. То есть через три минуты тридцать три секунды.
— Я пристегиваю защитную сеть, и вы, пилот, пристегнитесь. — Криссел повернулся к остальным членам экипажа. — Внимание! Смена боевого плана. Огонь откроем раньше, чтобы оставить пространство для маневра. Разрешаю начать стрельбу торпедами через шестьдесят секунд.
Пилот явно собрался возразить.
— Вам что-то непонятно? — вкрадчиво спросил Криссел.
— Сэр, это принципиальное изменение.
— Боевой план — не догма. Мы приспосабливаемся в соответствии с уточненными разведданными.
— Возможно, все системы поразить не удастся.
— Возможно, все не удастся поразить, даже когда приблизимся. Это война, пилот, элемент риска неизбежен. Прошу своевременно выполнить мой новый приказ.
Возникла секундная заминка: члены экипажа переглядывались. Заминка грозила перерасти в мятеж, но в итоге просто сошла на нет.
— Наведение не менять, — пробормотал пилот. — Выпустить торпеды через тридцать пять секунд.
Криссел вернулся в кают-компанию и занял свое место. Шлем он надел в самый последний момент, а едва загерметизировался стык, почувствовал мерные толчки — это торпеды вылетали с пусковых установок быстрого развертывания. До той секунды не было ни малейших признаков того, что «Всеобщее голосование» покажет когти.
Криссел заранее велел шлему компилировать данные, поступающие с видеокамер и других приборов тактического управления, и накладывать поверх того, что наблюдает он сам, то есть поверх сидящих префектов. Он видел серый диск Дома Обюссонов — анклав снимали со стороны полюса и показывали крупным планом. Торпеды просматривались лишь голубыми пунктирными линиями выхлопных газов, расходящимися под разными углами, в зависимости от цели удара. Каждую торпеду сопровождало зеленое окошко состояния, в котором мелькали цифры, Крисселу ничего не говорящие. Красные крестики на сером диске обозначали предполагаемые места попадания. Перекрестья, кружки, векторы плыли по картинке, исполняли сложный завораживающий танец в сопровождении собственных криптограмм и символов.
— Доложите обстановку, — скомандовал Криссел и услышал жужжащий голос пилота.
— Торпеды достигнут целей через десять секунд. Начинаем торможение.
Едва коконы из супервещества обвили префектов, включая Криссела, началось резкое торможение. «Всеобщее голосование» выпустило торпеды, направило выхлопную струю к Дому Обюссонов, а значит, превратилось в удобную мишень. Тактический дисплей показал ответный огонь, который открыли скорострельные пушки антиколлизионных систем. Крейсер определял траекторию их снарядов, просчитывал и выполнял молниеносные повороты. Гравитация увеличилась, и Криссел непроизвольно стиснул зубы. Наклон его сиденья постоянно менялся: оно приспосабливалось, чтобы стабилизировать приток крови к мозгу сидящего, но мысли рвались и путались. Пунктир выхлопов поблек до бледных искр, едва заметных на фоне приближающегося Дома Обюссонов. После разговора с пилотом прошло десять секунд, но они казались невыносимо долгими часами.
Криссел и без тактических данных видел, что торпеды долетают до анклава. В самый последний момент они блокировали взрыватели, чтобы при ударе не случился термоядерный взрыв. Для нанесения заметного урона достаточно кинетической энергии.
Шары пыли и обломков, бело-серые, с огненной каймой, надувались медленно, чуть ли не сонно. Когда эта пыль рассеивалась, на поверхности Дома Обюссонов оставались аккуратные кратеры глубиной в десятки метров.
«Местные жители все чувствуют, — подумал Криссел. — Они не просто слышат громовые удары, но ощущают взрывную волну, катящуюся по шестидесятикилометровому анклаву. Для них это как землетрясение. Что бы ни творилось в Доме Обюссонов, местные знают: кто-то к ним стучится».