Торможение продолжалось, анклав приближался медленнее. Выпуклый полюс заслонил полнеба. Облака пыли и обломков рассеялись, позволив оценить истинные масштабы урона. Ответный огонь стих, значит, и впрямь один меткий удар нейтрализовал антиколлизионные системы. Криссел с удовольствием подметил, что стыковочный узел видимых повреждений не получил и все находящиеся там корабли целы.
Гравитация уменьшилась. Этап интенсивного торможения завершился, необходимость увертываться от снарядов отпала. Кокон не выпускал, но Крисселу наконец удалось собраться с мыслями и сформулировать фразу.
— Отличная работа, пилот! — похвалил он. — Посадку завершите, когда вам будет удобно.
Возобновился встречный огонь. Вели его с трех точек на ободе полярной полусферы — с трех точек, где не могло быть никаких антиколлизионных систем. Туда торпеды не направлялись, ведь из схем четко следовало, что уничтожать там нечего.
«Всеобщее голосование» по-прежнему пребывало в режиме усиленной обороны — отслеживало снаряды противника, выстраивало оптимальную тактику. Пушки выдвинулись из корпуса и открыли огонь. Еще три торпеды навелись на цель и стартовали. Крейсер отчаянно уклонялся, искал безопасную трассу под перекрестным огнем. С ледяным спокойствием он выяснял, у какого орудия меньше шансов уничтожить его двигатель или пассажиров. Резкий поворот, шквал тяжелых ударов — это снаряды впивались в броню «Всеобщего голосования».
Дом Обюссонов завалился набок — крейсер потерял поперечное управление. Границы визора замигали красным. Криссел услышал сирену, громкую, но не заглушающую голоса.
— Мы падаем! — крикнул пилот.
Еще три торпеды прорвались сквозь потоки снарядов и поразили цель. Встречный огонь прекратился так же внезапно, как начался. Криссел вновь увидел анклав в центре визора. Стыковочный узел тянулся к крейсеру, словно готовая схватить рука, в пальцы которой впились другие корабли. Обломки, плоды последней торпедной атаки, задели пару трансатмосферных шаттлов, и те покатились с платформ. Секунду назад, с безопасного расстояния, шаттлы казались хрупкими мотыльками, а в следующий миг превратились в огромных драконов, летящих к крейсеру. Очередной поворот — и «Всеобщее голосование» чиркнуло по шаттлу. От сильнейшего удара у Криссела чуть не рассыпался позвоночник. Картинка, транслируемая камерами, расплылась и медленно погасла. Тактический дисплей потемнел.
— Пилот! — позвал Криссел и услышал тишину.
Кокон из супервещества соскользнул с него, оставив в одном скафандре. В кают-компании царил мрак, других префектов было едва видно. Криссел включил нашлемный фонарь, то же самое сделали еще три или четыре фигуры в скафандрах и бронекостюмах. Криссел оглядел подчиненных и понял, что никто не пострадал.
Крейсер сотрясся от удара, такого сильного, что стало ясно: это не обломок. Казалось, они врезались в поверхность анклава. «Жесткая стыковка», — изумленно подумал Криссел. Пилот посадил корабль, несмотря ни на что.
Криссел включил межскафандровую связь.
— Я загляну в кабину экипажа и разведаю обстановку, — сказал он, отстегивая защитную сеть. — Ждите здесь, но будьте готовы к высадке сразу по моем возвращении. Наши планы не меняются. Стыковка получилась сложнее, чем ожидалось, но крейсер свое дело сделал. Обратно мы на нем не полетим. Если зачистим Дом Обюссонов, то спокойно дождемся другого корабля «Доспехов».
Криссел подплыл к кабине экипажа, но перегородка преградила ему путь. Она зафиксировала разгерметизацию кабины, глубокий вакуум, если верить датчикам. Криссел попытался вызвать кого-нибудь из экипажа, но услышал лишь монотонный вой несущей волны.
Он оглянулся на префектов.
— Шлемы у всех надеты? Тогда держитесь, я выпускаю воздух.
Криссел подплыл к боковому щитку. Собравшись с духом, поднял панель из бронестекла и сдвинул вниз черно-желтый, как оса, рычаг стравливания воздуха. Пластины разошлись почти мгновенно, и воздух понесся наружу из шести разных точек. Ни блокировки, ни предостережений. Дыхательная смесь уносилась с ревом, потом со свистом. Криссел держался за поручни. Интегрированные в шлем индикаторы вспыхнули, показав, что он в глубоком вакууме.
Теперь ничто не мешало Крисселу попасть в кабину. Перегородка разблокировалась, но, едва преодолев ее, вместо носа крейсера он увидел огромную брешь, а в ней ослепительно яркие звезды других анклавов и восково-желтый изгиб ближайшего горизонта Йеллоустона. Корпус заканчивался клочьями ламината, которые еще дрожали от прерванных восстановительных процессов и лоснились от супервещества, слизкого и вязкого, как смола. В отвоеванное у кабины пространство вторглась балка метровой толщины — вероятно, часть стыковочного узла. Сиденья членов экипажа, все, кроме одного, оторвались от пола. Остался лишь пилот. Он неподвижно сидел за пультом, пронзенный раздвоенным наконечником балки.