— Нет, просто не нравится тут. Место настолько глухое, что мерещится всякое. Вроде вижу что-то краем глаза, а поворачиваюсь — ничего нет. Даже в недрах астероида такого не было.
— Извините меня, — проговорил Дрейфус. — Я нарушил протокол: допустил вас на «Доспехи», не подумав о наших стратегических тайнах.
Ноги и руки Клепсидра вытянула по-кошачьи неспешно. В отсеке-пузыре со звукопоглощающим покрытием у ее голоса появился металлический тембр.
— Вам за это достанется?
Дрейфус улыбнулся ее заботливости.
— Вряд ли. Знавал я проблемы серьезнее процедурных нарушений. Тем более вреда никакого нет. — Дрейфус наклонил голову. — Действительно ведь нет?
— Я видела многое.
— Не сомневаюсь.
— Многое, но это ничуть меня не заинтересовало, — проговорила Клепсидра и добавила: — Наверное, вам станет легче, если скажу, что спрятала эти секреты на много уровней глубже сознательных воспоминаний. Просто забыть не могу: у нас нет такой способности. Но вы считайте, что я забыла.
— Благодарю вас, Клепсидра.
— Но ведь этим дело не кончится? Вы мне, может, поверите, а другие — нет.
— Я прослежу, чтобы поверили. Вы защищенный свидетель, а не пленница.
— Однако свободы передвижения лишена.
— Мы опасаемся, что вас убьют.
— Это уже моя проблема, верно?
— Нет, поскольку мы считаем, что вы можете сообщить немало полезного.
Дрейфус остановился в паре метров от висящей в воздухе Клепсидры. Прежде чем войти в пузырь, он снял все оружие и средства связи. Сейчас Дрейфус вдруг понял, что в недоступной для следящих устройств зоне остался наедине с роботогуманоидным гибридом, способным с легкостью его убить. Вскрытие мертвых сочленителей показало: мышечные волокна у них как у шимпанзе, отсюда физическая сила в пять-шесть раз больше человеческой. Клепсидра, может, и ослаблена, но Том не сомневался: при желании запросто его одолеет.
Тревога отразилась у него на лице.
— Я по-прежнему вас пугаю, — тихо проговорила Клепсидра. — Но явились вы безоружным, даже ножа для самозащиты не захватили.
— Ну, ядовитое остроумие-то при мне.
— Теперь объясните, чего я должна бояться. Что-то стряслось, да? Что-то очень-очень страшное?
— Страшное началось, — ответил Дрейфус. — Аврорин рывок к господству над людьми. Четыре анклава мы уже потеряли. Наши корабли даже пристать туда не могут: их встречают враждебными действиями.
— Так скоро… Я и не ожидала.
— Когда мы со Спарвером вас разыскали, Аврора наверняка поняла, что «Доспехи» дышат ей в спину. Она решила начать с четырех анклавов, доступ к которым уже получила, а не ждать, когда обновленный софт поставят по всему Поясу.
— Зачем это ей? — удивилась Клепсидра. — Контроля над четырьмя анклавами вы лишились, но ресурсы остальных — у вас, не говоря о собственных возможностях «Доспехов». Бесконечно долго ей не продержаться.
— По-моему, Аврора считает иначе.
— Когда я заглядывала к ней в разум, чувствовала невероятную стратегическую хитрость, непрерывную, как у робота, оценку меняющихся возможностей. Бессмысленные жесты и элементарные ошибки в суждении этому разуму чужды. — Клепсидра сделала паузу. — Напрямую она к вам не обращалась?
— Ни разу. Помимо версии о Нервал-Лермонтовых, мы даже не знаем, кто она такая.
— Вы считаете, Аврора — одна из Восьмидесяти?
Дрейфус кивнул:
— Только все факты говорят, что никто из Восьмидесяти не выжил. Случай с Авророй — один из самых известных. Неужели факты врут?
— А если ее модель была иной? Если отличалась от других некой важной особенностью? Мы следили за исследованиями Кэлвина Силвеста и знаем, что от добровольца к добровольцу он совершенствовал нейронное картирование и параметры моделей. На конечный итог это вроде бы не повлияло. Но вдруг все-таки повлияло?
— Не понимаю. Аврора либо погибла, либо нет.
— Подумайте, префект. После трансмиграции Аврорин альфа-симулякр был в полном сознании. Она знала о семидесяти девяти других добровольцах и тесно контактировала со многими из них. Трансмигранты хотели создать интеллектуальную группу, бессмертную элиту много выше телесного человечества. Но потом Аврора увидела, что с остальными беда: кто застывал, кто впадал в патологический цикл. Аврора испугалась за себя, хотя и подозревала, что она иная, лишенная дефектов, сгубивших ее товарищей. Впрочем, куда больше ее пугало другое.
— Что именно? — спросил Дрейфус.
— Когда сканировали последних из Восьмидесяти, истинная суть экспериментов Силвеста понемногу открывалась массовому сознанию. Кэлвин не улучшал уже доступное благодаря хирургии, лекарствам и наномедам. Он создавал не просто новую форму бессмертия, а новую, усовершенствованную форму существования. Восемьдесят должны были стать не только нестареющими и неуязвимыми, а самыми быстрыми, умными, с практически неограниченными возможностями. В сравнении с ними сочленители казались бы сущими неандертальцами. Префект, догадываетесь, что случилось дальше?