Когда он покончил с обедом, Алекс отложила вязание, сняла с его колен поднос и поставила на пол. Чуть подумав, она с тяжелым вздохом взяла в руки бутылочку с микстурой и ложку, а затем вопросительно посмотрела на Тревиса.
Лицо его мгновенно изменилось, взгляд стал недобрым.
— Не трудитесь, — промолвил он с иронией и решительно скрестил руки на груди.
Алекс, внешне казавшаяся спокойной, еле удержалась от того, чтобы не ударить его ложкой по лбу.
— Отчего вы такой упрямый?! — нетерпеливо воскликнула она, хотя в душе не очень осуждала его. Опасения доктора Шейдельмана, к счастью, не подтвердились, и болезнь Тревиса протекала не столь тяжело, как он предполагал. Высыпание было не особенно сильным, и теперь остались лишь его следы. Однако зуд изрядно изводил Тревиса, упорно отказывавшегося от антигистаминных препаратов, рекомендованных детским врачом.
— Не понимаю, — печально, с упреком заметила Алекс. — На мазохиста вы не похожи.
Яростно расчесывая ухо, Тревис мысленно не согласился с ней. Из-под опущенных век он разглядывал ее ноги в соблазнительных шортах. Он был уверен, что она не искушает его и что все это получается у нее непроизвольно. Но ему от этого не легче. В ней все волновало — тихий голос, мягкие руки, кажущаяся покорность. Порой ему хотелось грубо схватить ее и затащить в постель, или запустить руку под край коротких шорт и дерзко коснуться ее бедра, или прижаться губами к трогательной ямке на нежной шее или полоске обнаженной кожи, видневшейся в открытом вороте блузки.
От проклятого зуда нет лекарств, но в такие минуты он готов был выпить что угодно. Он всегда относился подозрительно к любым лекарствам, считая, что они снижают реакцию и туманят мозги.
— Нет, я не мазохист, — после долгой паузы наконец ответил Тревис. — Просто взял за правило не прикасаться ни к чему, что пахнет мятой или валерианой.
Он раздраженно почесал грудь. Алекс внимательно посмотрела на него.
— Сара клянется, что Брендон хвалил микстуру и пил ее с удовольствием.
— Что можно ожидать от того, кто мошенничает в игре, норовя сдвинуть шашку, когда партнер зазевался, или утверждает, что его любимое лакомство — черепахи.
— Должно быть, «черепашки», — поправила Алекс и, поняв, что угостить его микстурой не удастся и на этот раз, снова поставила бутылочку на поднос. — Это такие разноцветные фигурные монпансье. На вкус они апельсиновые, ананасовые, банановые. Дети их обожают. Одна беда — они ужасно липучие, и от них страдает обивка диванов и ковры, а также портятся пылесосы.
Тревис невольно улыбнулся.
— От Брендона я иного и не ожидал.
Алекс оценила его улыбку как дружеский шаг и тоже улыбнулась.
— Они ничуть не хуже тех сластей, что мы любили в детстве. Помните «палочку-выручалочку»?
— Нет, — вполне серьезно и с любопытством ответил он. — Что это такое?
— О, это длинные тонкие трубочки с кремом. В школьные годы, помню, мы объедались ими и портили аппетит.
Тревис снисходительно посмотрел на нее.
— Знаете, леди, я все же был мальчишкой, и к тому же мои школьные годы прошли в военном училище Сан-Олбан, а там о ваших «палочках-выручалочках» и слыхом не слыхивали.
Алекс растерялась.
До сих пор Тревис был крайне скуп на слова и о своем прошлом ничего не говорил. То, что он решился рассказать что-то из своего детства, было само по себе фактом примечательным.
Заинтригованная, но опасаясь вспугнуть его, Алекс беспечно и шутливо продолжила разговор:
— A-а, теперь я знаю, где вы попробовали свою первую пулю.
Ей показалось, что Тревис испугался, но лишь на мгновение. Он оценил ее остроумие, и в глазах появилась смешинка.
— Да, пожалуй, что так, — весело согласился он.
С известной опаской и удивлением Алекс поняла, что между ними впервые возникло нечто похожее на дружескую беседу. Возможно, со временем и удастся получить ответы на то, что давно хотелось у него узнать.
— И долго вы были в вашем училище? — поинтересовалась она как бы между прочим, решив начать с самого малого.
— Восемь лет. Второй муж моей матери решил, что военная дисциплина мне не помешает. Он убедил в этом и мою мать, сам же вскоре исчез с нашего горизонта. А я отбыл полный срок.
Алекс попыталась представить себе Тревиса в военном училище. В ее понимании он и военная дисциплина и послушание были вещами несовместимыми. Насколько она его узнала, он терпеть не мог, чтобы ему приказывали.
— Представляю, с какой радостью вы вернулись наконец домой.
— Разве я сказал, что вернулся домой? — спросил он насмешливо.