Возможно, они только испугают его, и он ускорит свой отъезд. Она же дорожит каждой секундой и знает, как мало времени у них осталось. К тому же…
— Доброе утро.
Приятный низкий баритон прервал дальнейшие размышления, и мысли разлетелись, как вспугнутые птицы.
Она оторвала взгляд от окна и увидела Тревиса в пролете двери. На нем были только джинсы.
— Привет, — ответила Алекс, несколько смутившись под его пристальным взглядом. Наверное, все, что она о нем думала, написано у нее на лице, испугалась она и, схватив столовые приборы, быстро разложила их на столе возле салфеток.
— Ты голоден? Хочешь позавтракать прямо сейчас? Или примешь душ?
Ей самой была противна искусственная веселая манера, с какой она произнесла скороговоркой эти три банальные фразы, но она ничего не могла с собой поделать.
— Тебе не хочется поехать со мной в торговый центр? Мне необходимо сделать кое-какие покупки…
— Алекс, — остановил ее тихий голос Тревиса.
Хлопоча вокруг стола, она внезапно замерла на месте.
— Что?
— Ты можешь налить мне кофе?
Она так и осталась стоять с вилкой в руках. В глазах ее был испуг. Почему он так странно действует на нее, подумала Алекс в отчаянии. Не оттого ли, что он гол по пояс, ноги босые и волосы встрепаны со сна, как у мальчишки?
— О, конечно, прости, я сейчас…
— Я сам, — ответил он, оторвавшись от дверного косяка, подошел к буфету и, вынув чашку, налил себе горячего душистого кофе. Кафель пола около плиты холодил босые ноги. Прислонившись к краю плиты, Тревис медленными глотками отпивал кофе и поглядывал поверх чашки на Алекс.
Она успела принять душ. Волосы ее были аккуратно заплетены в косу. Ей очень шли бледно-голубая блузка и белые джинсы. Она казалась такой элегантной и неприступной! Лишь приглядевшись, можно было заметить, как дрожат у нее руки, а под глазами темные круги, и губы припухли. Тревис не мог не отметить этого с особым удовлетворением.
Алекс смотрела на него настороженно и с какой-то неуверенностью.
— Ну как, будешь завтракать? — спросила она с той же бравадой, которая начала уже сердить его.
Продолжая недоумевать, что с ней происходит, Тревис задумчиво провел рукой по растрепанным волосам и, чуть пригладив их, пожал плечами и подошел к столу.
— Конечно, почему бы нет? — ответил он и, сев, стал накладывать на тарелку все, что было на столе: сосиски, яичницу с ветчиной, поджаренный хлеб, блинчики с сиропом, и в таких количествах, что хватило бы на троих.
Как могло это все появиться на столе у женщины, позволяющей себе на завтрак лишь йогурт и кофе со снятым молоком? Еще третьего дня, когда он попросил на завтрак кофе с пончиками, она заявила, что подобная еда способствует повышению холестерина в крови. Она также была яростной противницей консервированных куриных бульонов с лапшой.
Синие глаза Тревиса требовали ответа:
— В чем дело, Алекс, что с тобой? — Он ощутил неприятный холодок страха. — Ты поняла, что, переспав со мной, совершила непоправимую ошибку, не так ли?
Глаза Алекс округлились от удивления, но вдруг ее лицо просияло, она опустилась на стул рядом с ним и, протянув руку, коснулась его щеки.
— Нет, совсем не это, — сказала она тихо. — Я веду себя так странно потому… — тут она остановилась и перевела дух, — … потому, что люблю тебя. Я никак не могла решить, сказать тебе об этом или нет.
Признание Алекс застало Тревиса врасплох. Он так был удивлен, что растерялся, как мальчишка. С первой же минуты, увидев ее, Тревис понял, что Алекс не та женщина, с которой можно свободно вступать в интимные отношения. Это подтвердили реакция ее друзей на его появление и невинная детская болтовня Брендона. Он все время подсознательно знал, что такие, как она, отдают себя щедро и безоглядно лишь когда родилось чувство.
Тогда какого дьявола он сидит и молчит, уставившись на нее взглядом дохлой черепахи? Ему нечего сказать? Или втайне он доволен и успокоился? Ведь что-то в нем, глубоко запрятанное и доселе молчавшее, вдруг дало себя знать. Он надеялся, что такое произойдет и он услышит эти три коротких слова: «Я тебя люблю». Разве не так?
Словно очнувшись, он теснее прижал ее руку к своей щеке, благодарно и нежно ощупывая тонкие теплые пальцы и узкую ладонь.
— Почему ты не решилась сказать? — наконец тихо спросил он.
Глаза ее удивленно расширились.
— Я знаю, что ты думаешь о любви, и не хотела… навязываться со своими чувствами, чем-то обязывать тебя. Ведь ты знаешь, я не хочу, чтобы ты уезжал.
Он молча проглотил упрек.
— Что же заставило тебя, однако, сказать?