Джордан смотрел на Риса почти безумными от страха глазами:
— Что тебе сказали мертвые?
— Ничего, — ответил Рис.
— Ничего? — переспросил Джордан.
— Не знаю, что убило брауни, но возможности говорить с ней мертвой не осталось.
— Что это значит? — спросила я.
— У нее отняли все. Не осталось духа… привидения, если так понятней, с которым можно было бы говорить.
— Не все мертвые желают говорить, — сказал Джордан уже спокойней: то ли под действием лекарства, то ли оттого, что он добился своего — разговора с нами.
— Верно, — согласился Рис. — Но здесь у них не было выбора. Они оба просто исчезли, будто и не было их никогда.
— То есть то, что их убило, выело их души, — сказал Джордан.
— Можно спорить о выборе термина, но да, в общем, именно так.
— Но это невозможно, — сказала я. — Это значит, что их выбросили из цикла рождений и смертей. На такое способен только истинный бог.
— Не смотри на меня так, я не знаю ответа. Я бы тоже сказал, что это невозможно.
Джордан отпустил мою руку и вцепился в пиджак Риса, сжал полу в кулаке.
— Им обоим было страшно до судорог, а потом вдруг раз — и нет ничего. Словно свечу задули. Пуфф!
Рис кивнул:
— Да, наверное, так и должно было ощущаться.
— Но что это был за страх! О господи, какой страх!
Он не отрываясь смотрел в лицо Рису, словно ища утешения или одобрения.
— И крылья, кто-то там был с крыльями. Но это же не ангел? Ангелы так не делают.
— Ангелы не по моему ведомству, — сказал Рис. — Но есть и другие крылатые существа. Что ты еще ощутил, Джордан?
— Кто-то там летал, и она ему позавидовала. Она всегда мечтала летать. Я это очень ясно воспринял — детская мечта. И еще восторг. Ей показалось очень красивым это летающее существо.
— А мужчина? — спросил Рис.
— Он просто боялся. Страх все подавил. Но не за себя, скорее за жену. Он ее любил.
Джордан сказал это «ЛЮБИЛ», словно все слово было из больших букв.
— А женщина поняла, что за магию против нее используют?
Джордан нахмурился, лицо стало отсутствующим, словно он смотрит на что-то невидимое нам. Я уже видела на его лице такое выражение.
— Она восхитилась красотой и крыльями, пожалела, что не умеет летать, а потом вошел ее муж, в мыслях была любовь, а потом страх. Ужасный страх, но она почти не успела испугаться за мужа — ее слишком быстро убили. Она умерла первой. Мужчину они не ждали — растерялись. Убийц двое, мужчина и женщина. Влюбленные. Секс, вожделение… От убийства они чувствовали и то, и другое, и еще любовь. Они друг друга любят. Они не понимают, что чувства у них неправильные. Их ведет любовь, и ради этой любви они творят ужасное, кошмарное.
Он смотрел испуганными глазами то на меня, то на Риса.
— И это у них не впервые. Они уже испытывали те же чувства — подъем, прилив энергии от совместного убийства. Они уже убивали… Убивали…
Голос у него постепенно затих, из глаз исчез лихорадочный блеск. Рука разжималась сама собой, он попытался удержать полу пиджака Риса.
— Женщина и мужчина, влюбленные… Убивают. Сила, им нужна сила… Магия. Чтобы хватило на…
— На что? — спросила я.
Рука разжалась и бессильно упала на одеяло.
— На то, чтобы…
И он отключился.
— Маршалл, — крикнул Рис, — вы что, снотворное ему ввели?
Маршалл появился в дверях, слишком долгим взглядом окинул Катбодуа черную, готичную и жуткую. Шолто выглядел куда безобидней, хотя на самом деле ничем ей не уступал. Маршалл кивнул:
— Транквилизатор. Стандартное назначение при шоке у парапсихиков. Они успокаиваются, и шок проходит. Когда он проснется, будет в норме.
— Но забудет начисто, что он воспринял на месте убийства, — буркнул Рис.
— У меня на руках однажды парапсихик от сильного шока чуть не умер. Я понимаю, что вы теряете часть информации, но моя работа сохранить ему жизнь и здоровье, и я этим и занимаюсь.
Рис был так зол, что вышел из машины молча — наверное, боялся, что липшего наговорит.
— Ему действительно могло стать хуже, если бы он продолжал, говорить? — спросила я.
Маршалл кивнул.
— Шансы скорей в его пользу, но я однажды положился на удачу — и тот пациент до сих пор в реабилитационном центре, заново учится шнурки на ботинках завязывать. Я такого больше ни с кем не допущу, если это от меня зависит. Я обязан лечить, а не расследовать преступления. Прошу прощения, если помешал вашей работе.