Несомненно, самой неоднозначной новинкой сезона станет книга Дж. К. Барнума «Не вводи меня во искушение: Триумф Нелли», написанная от лица одного из пропавших детей. «Несмотря на то что Нелли — вымышленный персонаж, никто из детей еще не вернулся, а я никогда не бывал в субтерре, это не выдумка, — говорит Барнум. — Нелли — собирательный образ восьмерых детей, в основе которого лежат мои серьезные исследования, в том числе пятьсот часов интервью с членами их семей, в которых я жил, а также многочисленные беседы с бывшими колонистами и ветеранами субтерры». Он также ссылается на свой опыт спелеолога-любителя и…
33
Когда Али открыла глаза, Грегорио гладил ее лицо.
Длинные черные волосы, абсолютно чистые. Глаза сияют. Затылок цел, как до падения. Одежда не порвана и не испачкана кровью. Это Грегорио — до самых кончиков прямоугольных ногтей.
— Я ждал тебя целую вечность, — сказал он.
Али лежала на боку и смотрела на него. Голос как у Грегорио.
— Ты умер, — ответила она.
— Разве я похож на мертвого? — Грегорио заправил за ухо прядь волос. — Не бойся, — сказал он.
— Я не боюсь.
Это сон. Али не сомневалась. Сны теперь трудно отличить от реальности.
За спиной Грегорио воздух светился, словно флуоресцентное желе. Бабочки украсили стены оранжево-черным узором. В отдалении высились похожие на облако руины Тадж-Махала. Или рухнувший Нотр-Дам? Это не горгульи там, наверху? А может, минареты или шпили?
«Ты сошла с ума, — убеждала себя Али. — Одержима снами. И красотой».
Не самая плохая доля.
— Это иллюзия, — сказала она. — Болезнь. Зараза идет от озера.
Али села. В животе у нее заурчало. На глаза попались часы на руке. Время остановилось. Все правильно. Сон.
— Ты голодна, — сказал Грегорио. — Путь был долгим.
Он протянул ей что-то на раскрытой ладони. Ее вновь окружили голоса.
«Яблоко», — шептали они.
Действительно яблоко. Спелое, без единого изъяна. Казалось, оно меняло свою форму на ладони Грегорио — словно трюк фокусника, когда один предмет превращается в другой. Но Али не могла разгадать секрет фокуса. В животе опять заурчало.
— Бери.
Черные усы раздвинулись. Сверкнули белые зубы.
«Грегорио».
Али надкусила яблоко. Оно оказалось хрустящим, вкусным и холодным.
— Пойдем со мной, — позвал Грегорио. — Нам нужно о многом поговорить.
Во всем виноваты голоса. Это они вытащили его из-под груды камней. Нужно каким-то образом вновь похоронить его.
Али медленно встала, покачиваясь от усталости и голода. Грегорио поддержал ее. Его ладони гладили руки и бедра Али, обхватывали груди. В этом не было ничего эротического или рискованного. Его руки, жадные и любопытные, казались какими-то отстраненными, словно он гладил собаку или лошадь. Не похоже на Грегорио. Хотя он не Грегорио. Это сон, ее сон.
«Проснись!»
Они спустились по обвалившейся лестнице. Вошли в каменный лабиринт, то ли поднимавшийся с пола, то ли оседавший в него. Шаг за шагом она погружалась в невероятный мир.
В воздухе мелькали бабочки. Гудели цикады. Мимо пролетела птица квезаль с яркими длинными перьями; в ее клюве трепыхался кузнечик. Вверху кружились зеленые попугаи. Вдалеке над водопадом поднимались клубы молочно-белого тумана.
— Это не настоящее, — сказала Али, обращаясь сама к себе.
— Скажи, что ты видишь.
Она описала оазис с кедрами, попугаев, бабочек и Тадж-Махал.
— Я ожидал от тебя большего.
Он казался разочарованным.
Неужели ей возражает порождение ее собственного сна?
Грегорио что-то сказал. Она не поняла. На запястье села бабочка. Али почувствовала легкий поцелуй.
— А теперь что ты видишь?
— Одного из твоих монархов.
— Ты не пытаешься. Смотри внимательнее. Увидь.
Давным-давно, еще в монастыре, Али прошла курс духовного размышления. «Сто первая молитва», как называли эти занятия девочки. Сестра Эллен, больше похожая на буддийского монаха, чем на монахиню, учила их искусству созерцания. Суть заключалась в том, чтобы раскрыть свой разум, одновременно закрывая его. Рассеять иллюзию.