— Мне нужен от тебя секрет, что в племени халадж передаёте вы из уст в уста, от отца к сыну, вот уже несколько веков. — Проговорил демон, и голос его был так же неприятен, как и вид.
— Не понимаю я, о чём ты говоришь! — Кутуб храбрился, пытаясь лгать. Кому-кому, а Вритре такую тайну знать уж точно ни к чему. Он ввергнет Землю в хаос, столь желанный, ибо для него эта стихия ближе и роднее, чем вода в которой он ютиться, прибывая в бренном мире.
— Не прав ты человек… — Змей прочитал мысли чародея и усмехнулся, показав кончик раздвоенного языка. Чёрные кольца его длинного тела всё прибывали и прибывали, — на свете есть зло пострашнее. Его необходимо остановить. Меня послал к тебе с дарами тот, кто главенствует над всеми нами – теми, кого в неведении зовёте вы асурами и дэвами.
— У подобных вам множество имён! Чем плохи эти?
— Ничем. Что хочешь ты в награду за ответы? У нас принято на услугу, отвечать услугой, как у ваших джинов в сказках. Но тебе ли не знать, ведь твой род ведает истину. — Демон чувствовал, что Кутуб решился пойти на сделку с совестью и миром, всем тем, что он поклялся охранять когда-то, как зеницу ока.
— Я хочу, чтобы моя дочь Раззия стала вновь здорова и смогла ходить. Ни один из прославленных докторов не в состоянии излечить её болезнь. Говорят, что от неё лекарства нет. Она угасает… и для отца такое видеть о ребёнке ужаснее всего, будь ты правитель или раб в каменоломнях. Беда не знает ни господ, ни слуг.
— Её съедает проказа. — Короткий смешок и ухмылка, вернее невероятный оскал тысячи зубов шестиглазого беса, — я повинуюсь. Как скажешь, так и будет, но в начале, сделай ты свой ход, султан, дабы повелитель мой, не чувствовал себя обманутым. Вы люди не менее коварны, нежели бесы.
— Хорошо. — Чародей спешился, держа дрожащего коня под уздцы. — В царстве Рактевиры – царя демонов юга, убитого великой Кали Ма есть клинок из воронёной стали. Ты узнаешь его по рукояти, на ней - цветок аконита. И сам он яд для любого асура. Убитый им – обратно не вернётся. Взять может его лишь сильный. Омытый кровью врага клинок откроет на несколько мгновений страшные врата и пробудит всех спящих дэвов. Это всё что я знаю.
— Хм… Не велика тайна. Я думаю, что нескольких мгновений будет достаточно. — Змей резко дёрнулся в сторону Кутуба, пытаясь не сожрать, а защитить того, от ледяного холода, что сковал мгновенно шумную реку Рави, заточив хвост змея в своих льдах.
— Спасибо, что поделился своим секретом чародей из рода халаджи, — голос жесткий и страстный, принадлежал незнакомой женщине одетой в чёрное сари, расшитое серебряными нитями. Голубые глаза её резко контрастировали со смуглой кожей индианки. Она надменно улыбалась, шагая к султану, пока змей предпринимал попытки вырваться, разбив лёд кольцами своего массивного блестящего тела.
— Ты явился в этом обличии, дитя погибели, чтобы украсть секрет и стать выше своего отца? — Вритре не сдавался, повернув голову в сторону незваной гостьи. — Знай, тебе этого никогда не удастся!
— Да что ты говоришь? — Расхохоталась, обратив все смертные творения в округе, в прах, одним движением руки, украшенной сотней тонких серебряных браслетов. Кутуб и конь его мгновенно превратились в потемневшие мумии, а трава под их ногами в песок. — Я добьюсь своего, глупый Вритра. Срок придёт! Мне никто не помешает. Ни ты, ни кто-либо ещё, ибо я как феникс всегда буду восставать из пепла назло судьбе! Запомни мои слова.
— И ты запомни тоже, — глаза змея полыхнули огнём, — Все заносчивые бесы погибают из-за собственной слабости.
— Я не слаб!
— Но будешь… Это дело времени. Твой срок ещё придёт.
Остин. Октябрь 2013 года.
Сражение Гонщика и Хеллсторма было недолгим. Под сенью снежных хлопьев, что падали из мрачных туч затянувших звёздное небо, я снёс обоих прочь, одной своею волей, дабы они не преграждали мне пути к Вассаго, что завидев монстра - меня, попятился, пытаясь защититься при помощи своих колдовских уловок.
— Остановись безумец! — Процедил он сквозь зубы, когда мне удалось загнать его в угол, — ты всех погубишь! И Небо, и Землю, и Ад… вместе с ними и себя! Довольно, Блэкхарт! Развязав войну в пекле, тебе всё равно не стать Правителем! — Сколько эмоций в голосе, столь знакомом и ненавистном.
Не менее, чем голос отца.
И взгляд отчаяния полон, ведь отступать Вассаго больше некуда. Мне не простит его смерти Вальпургия и будет вечно мстить. Подумаешь… Мне безразличны её страдания. Как и страдания других. Я верю в это!
— Вы так надоели мне со своими несбыточными угрозами, потому что твердите их, как попугаи. Лишь одно и тоже, на протяжении веков… — Тихо рассмеялся. — Странно. А вот папаша наш, всегда мне говорил иное, о троне, и о власти. Обо всём. Хотя, нелюбимым сыном был я чаще. — Вассаго попытался скрыть удивление, за маской отвращения, но ему это плохо удалось. Человеческие оболочки выдают наши чувства, делая нас уязвимыми для слов. — Думается мне, что Мефистофель лил патоку в избытке всякому, кто желал этого. А я желал, так горячо, что сам, в конце концов, поверил в свои силы.
— Давай договоримся, брат? — Вассаго видел, что я остановился, и взгляд мой затуманился, — оставь меня в живых, и я встану под твои знамёна, обещаю. Такому союзнику как я, ты должен быть рад и благодарен!
— Снисхождения вымаливать слишком поздно. Ты подобен людям, что извечно торгуются за свои жалкие жизни, даже на пороге гибели мира. Мне такой соратник не нужен. Но скажи, — с ледяным спокойствием я заглянул в глаза демона, когда тот ошибочно принял мой задумчивый взор, до этого, за толику сожаления. — Не моей ли смерти вы так страстно хотели с Мефистофелем, когда дело вышло из-под контроля? — К тому времени я преодолел все чары Вассаго, которыми он пытался защитить себя от моего приближения. Не без труда. Хочу заметить!
Не только в ненависти своей черпал я силы, чтобы устоять. Ещё и в боли, что ныла в сердце. Магия брата сделалась мне как булавочные уколы, столь толстая шкура у бесов, тех, кем мы были на самом деле. Я был. И есть. Он тоже.
Раз… и с Вассаго упала маска обмана, обратив прекрасного юношу с пепельными волосами - любимца ведьм, в ужасающее создание Преисподнии.
Теперь он – могущественны принц, сошедший с древних страниц «Гоетии», с бесцветными кошачьими глазами, что видят во мраке бездны намного лучше, чем при свете солнца и луны. Его цвет серый, ибо на той глубине, где он обитает, оттенки и цвета не существенны.
— Приятно сбросить узы плоти, — бес качнул рогатой головой, ощерив пасть, — до этого я просто давал тебе поблажки в бою. — Заклинания с новой силой закружились вокруг демона, призывая в мир разрушительные силы, что способны сносить до основания города и иссушать океаны, не говоря о том, чтобы уничтожить меня. И принц Вассаго, несомненно, справился бы со своею задачей, уничтожив добрую часть континента, когда мы сцепились с ним и злоба наша полилась рекой… Но я не дал ему расправится с собой.
Забыв о боли, что обожгла меня, в одном молниеносном броске, почти невидимом для человеческого глаза, ибо скорость его была так велика, я оказался между Вассаго и его собственным колдовством. Клинок вошёл в грудь брата, по самую рукоять.
— Слишком рано для кар библейских, — тяжело выдохнул, глядя, как поверженный бес падает у моих ног, — братоубийство практиковалось со времён Кайна и Авеля. Приятно об этом вспоминать всякий раз, когда дело доходит до практики. Если у меня была бы душа, то я, вероятно, почувствовал бы угрызения совести. Может быть. Но нет! — Только теперь я обратил внимание на то, что Вассаго всё же удалось ранить меня. Его стараниями, на боку образовалась рваная рана, из которой широкой дорожкой, вниз, на землю, сочилась чёрная кровь.