В одну из ночей он поднялся под утро, зевая, натянул сапоги, набросил на плечи телогрейку, и, как был в трусах, замороченно побрёл на двор, по пути привычно захватив из пирамиды автомат.
Ключников сонно тащился через плац к темнеющему под деревьями сортиру, дорогу освещал слабый фонарь, горевший на крыльце у входа в казарму, за пределами тускло освещённого плаца темнота сгущалась и становилась твёрдой, как стена, скрывая склоны гор и окрестную панораму.
Впоследствии он неотрывно думал о том, что произошло, пытливо вопрошал себя о предчувствии, но как ни старался, ответа не находил: ни знака, ни знамения ему не было, даже малым намёком не уведомило его заранее Провидение.
В сортире в ту ночь было темно — то ли лампочка перегорела, то ли свет забыли включить, во всяком случае, темно было — глаз выколи. На пороге Сергей чиркнул спичкой, в кармане телогрейки у него всегда лежал коробок, пламя осветило пустое, похожее на станционный пакгауз помещение, длинную глиняную стену, под которой в ряд чернели круглые дыры. Спички хватило, чтобы сесть и спустить трусы, потом огонёк погас, вокруг сомкнулась темнота.
Сидя на корточках, Ключников задремал от скуки, но очнулся внезапно, словно кто-то позвал. Было тихо, по соседству в кустах оглушительно трещали цикады, глаза уже привыкли к темноте и различали дверной проем, за которым поодаль едва заметно светился плац.
Сергею померещилось какое-то движение за стеной, сон слетел в один миг, и тотчас возникло чувство опасности: он внятно ощутил чужое присутствие.
Снаружи донеслись едва слышные неразборчивые звуки: шорохи, скоротечная возня, лёгкие скользящие шаги… Стараясь не шуметь, Ключников натянул трусы, подкрался к двери и выглянул: на крыльце казармы спиной к двери стоял афганец с «калашниковым» в руках. Он насторожённо прислушивался и напряжённо поглядывал из стороны в сторону, обозревая окрестность.
Вероятно, посты уже были сняты, моджахед на крыльце оставлен дозорным, охраняющим доступ к двери. Сергей вдел руки в рукава телогрейки, лёг на холодный цементный пол, от которого пахло хлоркой. Высунув голову, он посмотрел по сторонам, но ничего не заметил: как всегда горели фонари на другом конце плаца, где обычно проходили смотры, общее построение и проводы дембелей.
Дверь в казарму неожиданно отворилась, на крыльцо высыпала толпа моджахедов, они вовсе не таились, некоторые широко скалили зубы, громко и весело переговаривались, и Ключникову показалось, что кое-кто из них деловито, как мясники после работы, вытирает ножи.
Освещённые фонарём, они тесно сбились, толпясь на крыльце, на ступеньках и внизу, на земле, сообща радовались неизвестно чему; в сортир отчётливо долетали их голоса и смех.
Он уже догадался, что произошло, хотя боялся признаться себе в этом. Он не думал о сослуживцах, сейчас его заботой были афганцы.
Ключников лёг поудобнее, расставил локти, взял моджахедов в прицел и ударил по ним длинной очередью — бил, пока не уложил всех, дверь казармы была вся изрешечена и разбита, под огнём от неё летели щепки и пыль, и теперь крыльцо, ступеньки и тела моджахедов были усыпаны деревянной трухой.
Оборвав огонь, Ключников вскочил, выбежал из двери, обогнул сортир и скатился в сухой арык, который тянулся вдоль забора, упал на устланное листьями дно. Здесь было темно, ветки деревьев образовывали навес, при желании по арыку можно было перебраться на другое место и занять позицию.
Приподнявшись, Ключников увидел, что фонарь на крыльце погас. Несколько уцелевших моджахедов залегли и повели ответный огонь по сортиру, осыпая очередями дверной проем, в котором минуту назад был Ключников.
Из арыка он хорошо все видел. Он, как зритель, наблюдал бой со стороны: моджахеды лежали под стенами казармы рядом с крыльцом; в темноте были отчётливо видны яркие вспышки, автоматы били по сортиру, от которого во все стороны летели куски окаменелой глины.
Ключников прицелился и пустил несколько коротких очередей по вспышкам, потом по дну арыка переполз на другое место, и пока полз, сухие листья оглушительно шуршали под ним, как жесть.
Ни звука не было теперь, ни движения — в казарме, рядом и вокруг. И Ключников лежал без движения, прислушивался, вглядываясь в темноту, но непроглядная ночь безраздельно царила вокруг, и умолкшие при стрельбе цикады вскоре возобновили громкий хоровой стрекот.
Выждав, Сергей выбрался из арыка и пополз по земле за кустами, окаймляющими арык. Он обогнул плац и подкрался к казарме с другой стороны. Начинало светать, ночь размылась, темнота уже не была столь густой и слабела, слабела, вскоре в ней проступили плоские крыши кишлака и склоны окрестных холмов. Все было тихо вокруг, безмятежно, в мире и покое лежала земля, не верилось, что идёт война, умиротворение легло на долину, и Божья благодать снизошла с небес, чтобы успокоить ожесточённых людей.
Ключников осторожно приблизился к крыльцу. На ступеньках и рядом лежали моджахеды, которых настиг его автомат. Двое из них были ещё живы, но не двигались, лишь изредка бессильно открывали глаза, видно, он тяжело ранил их, и теперь они медленно умирали, равнодушные ко всему, что творилось вокруг. Лица их были спокойны — ни печали, ни гнева, они знали, что умирают, и уже отрешились от земных забот, уходя на вечное поселение; терпеливо и покорно ждали они конца.