Удобных, прочных и лёгких керамических жилетов, которые придумали московские умельцы, в Москве не нашли: новинка уплыла за границу, где её запатентовали и принялись изготавливать.
Из оружия Першин выбрал АКС-74-У, автомат имел складной приклад и укороченный ствол и не годился для прицельного боя, его обычно использовали для штыковой стрельбы. Кроме автоматов, каждый в отряде имел пистолет Стечкина, гранаты, штык-нож и баллончик с газом. На вооружении у отряда были ручные пулемёты, ранцевые огнемёты и базуки, пускающие мощный реактивный снаряд с плеча.
Першин понимал, что отряд — единственная для города надежда: если не унять страх, Москва ударится в панику.
Паника означала военное положение, комендантский час, и любой генерал, получивший чрезвычайные полномочия, мог устроить переворот и захватить власть. Впрочем, могло статься, именно в этом заключался смысл происходящего.
…к вечеру Першин собрал отряд: предстояло снова идти в ночь. После первого спуска все поняли, что это не прогулки и теперь тщательно проверяли оружие и снаряжение.
Накануне Першин заехал в горный институт, вскоре в штаб доставили необходимое оборудование: сейсмостанции «Талгар», ультразвуковые приборы с набором преобразователей, установку «Гроза» для определения акустической эмиссии и мощный немецкий определитель электромагнитной эмиссии с вращающейся кольцевой антенной. Эти приборы могли с поверхности или из тоннеля указать тайные подземные сооружения или пустоты, но таскать их с собой было неудобно; их наладили и поставили на машину сопровождения, чтобы использовать в случае нужды, а с собой взяли два маленьких лёгких чёрных ящичка в матерчатых чехлах — приборы, которые по скорости распределения упругих волн в среде могли определить скрытые проёмы, щели, ниши, проходы в грунте и замаскированные пустоты в стене, за стеной и даже за чугунным тюбингом или в бетоне.
Перед выходом Першин собрал разведку.
— Тот человек перед прыжком в шахту что-то крикнул. Для меня это важно, но я не уверен, что понял правильно. Пусть каждый напишет то, что слышал, на бумаге.
Он смотрел, как они пишут, его разбирало любопытство. Когда он заглянул в листочки, то понял, что не ошибся: в большинстве записок стояло лишь одно слово: «Сталин!»
9
Передача была объявлена заранее, пропустить Бирс не мог. Он отпросился у Першина, тот высказал досаду, но узнал, о чём передача, и отпустил.
Бирс любил запах павильонов, студийную суету, сосредоточенную тишину аппаратных, но больше всего ему нравилось работать в прямом эфире. Это напоминало прогулку по минному полю или по краю пропасти: на каждом шагу таилась опасность, и он, как игрок, испытывал возбуждение, когда предстояло схлестнуться с кем-то на глазах у страны; в предвкушении схватки его разбирал азарт.
Сегодня был особый случай: Бирс встречался с полковником-депутатом, который не скрывал, что уповает на военный переворот и даже угрожал во всеуслышанье, что армия возьмёт ответственность за судьбу страны на себя.
Когда пошёл эфир, они сидели друг против друга за столом, и Бирс, как водится, представил гостя зрителям.
— Вы — инструктор по агитации и пропаганде политического отдела воинской части, не так ли? — спросил он полковника.
— Так точно, — улыбчиво подтвердил депутат, но держался насторожённо, зная, что в разговоре его на каждом шагу ждёт подвох.
Яркие осветительные приборы отражались в очках полковника, большой рот придавал лицу хищное выражение, и когда он улыбался, в улыбке читалось нечто плотоядное и зловещее: это была улыбка удава, разглядывающего кролика.
— О чем вы мечтали в детстве? — неожиданно спросил Бирс.
— В каком смысле? — не понял собеседник, и на его лице появилась озабоченность.
— Мальчишки обычно хотят быть лётчиками, шофёрами, пожарными… Мне трудно представить мальчишку, который хотел бы стать инструктором по агитации и пропаганде, — приветливо улыбнулся Бирс и увидел, как за стёклами очков злобно и холодно блеснули глаза депутата.
— А вы мечтали стать журналистом? — спросил полковник с деланным добродушием.
— Я им стал.
— А я мечтал стать маршалом.
— Но политработник не может стать маршалом.
— Согласен на генерала.
— А вам не кажется, что у нас и без того много генералов.
— У нас их столько, сколько нужно.
— Только в главном политическом управлении сотни генералов.
— Это нам решать.
— Однако налогоплательщикам не безразлично, куда идут деньги. Я служил в армии. У нас в части был кот по кличке Замполит, вечно спал в столовой.
Полковник осуждающе покачал головой.
— В любой армии есть службы, отвечающие за моральную подготовку и боевой дух.
— Правильно. Но там специалисты, психологи… Наши политработники понятия об этом не имеют.
— В каждой армии свои особенности. Нам нужны политработники.
— Но тогда каждая партия захочет иметь в армии своих политработников.
— Исторически сложилось так, что воспитательную работу в армии ведут коммунисты. Я думаю, нет смысла ломать традиции.
— Это мнение заинтересованного лица. Вы не можете сказать: да, правильно, мы не нужны. По правде сказать, я не могу представить себе здорового мужчину, или, как говорят, мужика, у которого руки-ноги на месте, голова в порядке, а в графе «профессия» записано: инструктор по агитации и пропаганде.