Шум борьбы снова привлёк внимание жителей, в окнах появились лица зевак. Ключников поднял голову и увидел Анну.
В одной сорочке она стояла у окна, тонкие бретельки лежали на смуглых плечах, красивые руки были опущены, лёгкое недоумение и недовольство проглядывали в сонном лице — разбудили, мол; был в лице и вопрос на который она не могла получить ответ: кто такие, откуда?
Она споткнулась взглядом о Ключникова, глаза её расширились от удивления. Молча и оцепенело разглядывала она его: лицо, как у всех в отряде, было покрыто камуфляжной краской, он был грязен, увешан оружием, и Аня, вероятно, задавалась вопросом, он ли это, и если он, как сюда попал?
В этом заключалась некая загадка. Разумеется, встреча не могла быть случайностью или совпадением, они неотрывно смотрели друг на друга, понимая явную предопределённость встречи.
Аня легла на подоконник, расставила локти, подперев голову кулаками, и смотрела, не отрываясь, как бы в желании что-то уразуметь. Его подмывало подняться к ней, но пришли машины, и отряд стал грузиться: на глазах у всего дома они положили в машину тела убитых, раненого в сопровождении фельдшера отправили в госпиталь. К вечеру его можно было допросить, но он молчал — звука не проронил.
Анализы показали, что у незнакомцев отсутствует в тканях меланин, все они оказались альбиносами, как и тот, что покончил с собой неделю назад.
В это трудно было поверить — альбиносы встречаются весьма редко, но незнакомцы были сплошь альбиносами, весь отряд в поисках причины терялся в догадках.
Раненого спеленали простыней и привязали к кровати, чтобы предупредить попытку самоубийства. Он лежал под капельницей. Першин несколько раз пытался с ним поговорить, но тот молчал и упорно смотрел мимо, не обращая внимания на уговоры. Его бесцветные с розовыми, как водится у альбиносов[9], зрачками глаза выражали непреклонную враждебность, понятно было, что он скорее умрёт, чем расскажет что-то; даже опытные психологи не могли его разговорить, он молчал, лишь прикрывал глаза, когда уставал.
Казалось, альбинос получил однажды строгий приказ не разговаривать ни с кем из посторонних и готов был скорее погибнуть, чем его нарушить. Похоже, он даже не размышлял над этим, способность к размышлению отсутствовала в этом человеке, как пигмент в его тканях.
Першину случалось встречать таких, кому нельзя ничего объяснить. Вскормленные одной простенькой идеей, вынянченные ею, они не знали ничего другого и не хотели знать. Внушённая им однажды идея овладевала ими безраздельно, подчиняла себе, они служили ей слепо, без сомнений и колебаний, а всё, что не укладывалось в эту идею, они наотрез отвергали. Как правило, чужое мнение они ставили ни в грош и готовы были на все — на кровь и на резню, чтобы утвердиться.
— Ты пойми, парень, люди гибнут, — пытался втолковать ему Першин, но тот молчал, глядя мимо, и понятно было, что уговоры и увещевания напрасны.
— Ненавижу! — пробормотал однажды незнакомец сквозь зубы и опустил веки, как бы не в силах вынести чужого присутствия.
Его молчание и то, что другие незнакомцы предпочли умереть, наталкивало на серьёзные размышления. Это была какая-то особая порода, выведенная селекционерами-злоумышленниками. Вскормленные фанатизмом и ненавистью, эти люди не знали ничего, кроме своей куцей идеи, ради неё они готовы были всех уничтожить — единственное, на что были способны.
Поводыри их на весь мир трубили о всеобщем счастье, ради счастья они готовы были всех погубить — всех, кого намеревались осчастливить: с теми, кто не хотел быть счастливым, они боролись не на жизнь, а на смерть, пока не стирали в пыль.
14
Следующую неделю отряд рыскал по всей Москве. Они проверяли технические коллекторы, по которым из одного района города можно было скрытно попасть в другой. От станции Переделкино труба широкого профиля в полкилометра длиной привела отряд к тоннелю, и они бежали по нему ещё с километр, пока не вышли к Боровскому шоссе. Осмотрев тоннель и подступы к нему, отряд помчался в Тушино, где в новом районе, застроенном гаражами, обнаружили ведущие под землю люки. Спустившись, разведчики оказались в тоннеле, который тянулся на несколько километров, пройдя его, они вышли в Митино.
К этому времени отряд уже разведал границы глубоких подземелий Сретенского холма, состоящих из партийных бункеров Старой площади и Лубянки, связанных между собой, с Кремлём, с окраинами и предместьями.
Огромный тайный город существовал на Юго-Западе. Сверху можно было увидеть обширный пустырь, лежащий через дорогу против Университета. Одной стороной пустырь выходил на проспект Вернадского, другая сторона круто обрывалась над зеленой бугристой долиной, раскинувшейся внизу.
Загадочный пустырь покрывали кустарники и высокая трава. Повсюду виднелись песчаные бугры и овраги, заросшие лощины и рощицы, бесконечный забор окружал пустырь, на котором мог разместиться целый город, но никто не строил здесь ничего, и это выглядело странно: Москва задыхалась от нехватки земли, однако пустырь оставался неприкосновенным.
Жители окрестных домов, чьи окна располагались выше забора, приметили посреди пустыря некое строеньице, похожее на будку, дворовый туалет или пивной ларёк. Каждое утро сюда подкатывали набитые людьми автобусы, пассажиры один за другим исчезали внутри, и это было похоже на цирковой фокус: маленькое строение вмещало всех пассажиров.