Говоря, он обернулся к собеседнику и чуть не уткнулся в гейндрихова приятеля. Байкер был таким же грязным, и воняло от него точно так же.
Чертова зараза переменила все на свете. Нынче ни от кого приятно не пахло, потому как люди не могли позволить себе тратить воду на умывание, а когда потом и мочой воняют все подряд, из-за запаха ни к кому придираться не приходится. Но от чертовой банды Гейндриха смердело как-то особенно, не как от других людей. Было в этом запахе что-то знакомое, Бриггс точно знал, что ему доводилось чуять нечто подобное раньше, но где и когда — он вспомнить не мог.
Он обошел всех четверых караульных из смены, тихонько инструктируя каждого держать глаза открытыми и одним глазом приглядывать за байкерами.
Поговорив с последним в карауле, Бриггс направился в зону между двумя проволочными заграждениями и двинулся по кругу, светя фонариком во тьму и гадая, что же там мог увидеть Гейндрих. Конечно, такой чокнутый ублюдок запросто мог углядеть что угодно, в том числе и то, чего там никогда не было. Но с другой стороны, мир вокруг тоже был безумным. Черт, ну не в то время Бриггс родился…
Нынешняя зараза была не первым бедствием, поразившим мир. В Средние века «черная смерть» унесла жизнь каждого третьего человека в Европе и на Ближнем Востоке. В каждом столетии эпидемии гриппа уносили по всему миру миллионы жизней. Великие туземные цивилизации в Северной и Южной Америке были выкошены завезенной конкистадорами оспой, а в это время в Европе попавший туда из Нового Света сифилис уносил десятки миллионов жизней. Но ни одна катастрофа, включая техногенные катастрофы атомной эры, не угрожала всему миру.
«Не повезло, — снова подумал Бриггс. — Легли бы карты лучше, я бы, может быть, жил в другое время». Например, в ту эпоху, когда его дед прибыл на Запад, построил ранчо и занялся скотоводством. В то незатейливое время, когда разговоры о конце света были не больше чем разговорами.
Гейндирх оказался рядом с ним так внезапно, что он едва заметил его приближение: услышал тихие шаги и резко развернулся, выставив перед собой ствол.
— Что это ты так подкрадываешься?
Гейндрих ухмыльнулся: заячья губа придала его ухмылке зловещий вид.
— Ничего я не подкрадывался. Просто твои мысли где-то блуждали, вот ты меня и не услышал.
— Мои мысли на курке моего ружья. Будь осторожней, а то я от неожиданности могу продырявить твои кишки десятым калибром.
— Да ладно, тут все на взводе. Все это чуют.
— Чуют что? Я, например, ни хрена не чую.
Бриггс лгал. На самом деле он тоже чуял, да еще как. То было ощущение грозящей беды, от которого ему не удавалось избавиться с того самого момента, когда его взору предстал лежащий на земле Медведь: на груди рана со здоровенный кулак величиной, а крови почти нет. А еще его испугало полное отсутствие следов. Судя по всему, Медведь, эта четвероногая сухопутная акула в девяносто фунтов весом, стал легкой добычей кого-то несравненно более опасного и свирепого.
— Ты хоть задумывался, откуда они взялись? — спросил Гейндрих.
— Кто?
— Они. Потрошители. Кем бы они ни были и как бы на самом деле ни назывались.
— Да. Я шевелю мозгами и, полагаю, знаю, откуда они берутся. Ребята вроде тебя рассказывают про них страшные истории, после чего ребята вроде меня бросают свои водопои.
— Мне не нужна твоя вода, — прошептал Гейндрих.
На Бриггса снова повеяло исходившим от байкеров неприятным запахом, и это снова растревожило его память.
— Там! — указал Гейндрих.
Бриггс резко развернулся, присев на корточки и направив дробовик во мрак.
— Где? Что ты видишь?
Уставив ствол в темноту, он по усилившемуся запаху понял, что Гейндрих придвинулся ближе — и тут до него вдруг дошло, почему эта чертова вонь кажется ему знакомой. Так пахло у него в хлеву, когда он резал корову или свинью.
Это был запах крови!
Он повернулся и заметил когтистую руку, нанесшую ему удар в грудь. Бриггс не отлетел назад только потому, что Гейндрих неуловимым движением другой руки схватил его за шею, не дав упасть.
Еще живой Бриггс успел с ужасом увидеть, как вспоровшие грудную клетку когти вырвали оттуда его бьющееся сердце.
34
В двух тысячах футов над побережьем залива
Ален Хольт смотрел вниз из иллюминатора самолета «Дуглас ДС-3», пролетавшего над заболоченной дельтой Миссисипи. Новый Орлеан, столица джаза, веселья и наслаждений, город всепрощающего Французского квартала и невообразимо нелепого Марди-Гра[23], пышущая жизнью дельта с ее лодочными прогулками и казино, тянувшиеся вдоль берега у Билокси[24], — все это исчезло. Влажные, сочные заросли превратились в водяную пустыню. Стоячая мертвая вода, и ни одной живой травинки. Не говоря уж о людях.
23
Французский квартал — историческая часть Нового Орлеана. Марди-Гра — костюмированное представление по случаю встречи весны во Французском квартале.