— И телосложение у него атлетическое. Исключительная мускулатура, — протянул Хольт. — Интересно.
Френкель прокашлялся:
— Некоторые у нас любопытствуют, для какого рода миссии парнишка предназначается.
А вот это доктору знать было ни к чему, тем паче что эта миссия еще была на стадии обдумывания.
— Мы еще не готовы об этом объявить. Что еще можете о нем рассказать?
— Самое трудное — это завоевать его доверие. Хотя анатомически мы такие же, как он, во всем остальном мы для него совершенно чужие. Многие у нас считают, что с ним надо контактировать интенсивнее.
— А ваше мнение?
Френкель ответил после недолгой паузы:
— Я лично думаю, что мы в патовой ситуации. Он наш пленник, сидит взаперти, не может пойти куда хочет, зависит от нас в части еды и воды. Мы держим его в помещении, где слишком много зеркал. Видеть других позволяем по большей части сквозь толстый плексиглас, еду и питье подаем в отверстие в двери.
Насчет остального здешнего мира ему достоверно известно только то, что одна стена его узилища способна показывать меняющиеся картины и сцены. Мы стараемся постепенно приучить его к нашей действительности — показываем города, машины и все такое. Когда экран, который Та-Хин принимал за стену, включился впервые, он бросился на него.
— Пытался бежать?
— Во всяком случае, покинуть комнату. Согласно вашим указаниям, когда он развязан, никто не вступает с ним в персональный контакт и из занимаемой комнаты его не выпускают. Вы сами сказали, что к нему надо относиться как к золотому запасу в Форт-Ноксе[30]. — Френкель покосился на Хольта.
Тот прекрасно знал, что и Сэмюэлу, и прочим в команде очень хотелось разузнать, что за планы у него насчет парня из прошлого, но он не делился ими ни с кем, даже с директором Зонального управления. Теоретически директор являлся его прямым начальником, однако власть директора ограничивалась президентом, а Хольт, назначенец Барбары Берг, считал себя подотчетным только ей, хотя и занимался вопросами, относящимися к компетенции Управления, и официально числился первым заместителем директора. Предполагалось — во всяком случае, в теории, — что причастность к авторитетному ведомству облегчит Хольту его деятельность, но он старался держаться отстраненно.
Между тем Френкель гнул свою линию:
— Некоторые считают, что когда кто-то входит в комнату, чтобы взять анализ или произвести осмотр, нет необходимости всякий раз его полностью обездвиживать. Хорошо, конечно, что его развязали, но так ли уж необходимо усыплять его, подмешивая снотворное в воду? Люди думают, что его адаптация ускорится, если он не будет чувствовать себя пленником или заключенным.
— Кто-нибудь из них укрощал диких зверей?
— По-вашему, мы имеем дело с диким зверем?
— А на что, по-вашему, похожа культура, из которой мы его выдернули?
— Ну, уж точно это не звериная стая. У них же были города, торговля, искусство, иероглифическое письмо, даже своего рода книги…
— Все древние культуры основаны на праве сильного и на том, что выживает наиболее приспособленный. Наш Та-Хин вырос в обществе, где человеческая жизнь не имела той огромной ценности, какая придается ей сегодня. Людей убивали за косой взгляд на властителя, приносили в жертву бесчисленным богам, захваченные города отдавались солдатам на несколько дней, и те творили там что хотели. Бывало, население истреблялось поголовно. И еще: тогда не было огнестрельного оружия, позволявшего убивать на расстоянии. Убийство было делом личным, требовавшим персонального контакта. Один на один. И ваша доброжелательная общительность не в состоянии так быстро свести на нет укоренившиеся в его сознании привычки и представления. Нужно помнить, что в его понимании мы представляем для него угрозу. Исходя из всего своего опыта, Та-Хин считает, будто мы откармливаем его, чтобы потом съесть.
— Но это…
— Нелепо. Вы это хотели сказать? Позволю себе поделиться своими недавно приобретенными познаниями в истории Центральной Америки: там было в обычае, чтобы победитель поедал побежденного. Сам он съедал сердце, а остальными сочными кусками делился с близкими друзьями. — Хольт подался вперед и выдохнул струйку табачного дыма. — Ну, и что бы вы думали, окажись вы в шкуре нашего гостя?
Ответа у Френкеля не нашлось, а Хольт подумал, что все эти высоколобые доктора напичканы одной лишь книжной ученостью. Ему прислали специалистов, привыкших вещать в академических аудиториях и печатать заумные статьи в научных изданиях, а здесь требовались скорее психиатры-практики, наловчившиеся управляться со смирительной рубашкой.