Шум стал удаляться. Вдруг ручку двери резко повернули – кто-то пытался открыть дверь, она трещала под яростным напором. Раздался женский голос:
– Заперто! Его тут не может быть!
И опять звуки рога и крики «сбежал!» пронеслись мимо двери и стали затихать по мере того, как веселая компания удалялась в другой конец коридора.
– Теперь-то ты понимаешь, почему я, как лиса, забился в нору, – улыбнулся маркиз.
– Так это за тобой охотятся? – спросила Друзилла.
– Жребий пал на двоих из нас, – объяснил он. – И оба – завидные женихи. Бог мой, Друзилла, после этого я начинаю сочувствовать лисе, которую травят.
– Зачем же ты пошел на это? – поинтересовалась она.
– А как я мог отказаться? – ответил он. – Они бы из меня лепешку сделали. К тому же я понял, что в подобных ситуациях гораздо проще согласиться на то, что от тебя требуют, а потом сделать все наоборот.
Она рассмеялась.
– Ты, Вальдо, всегда все делал по-своему и никогда не задумывался над тем, что из-за этого могут пострадать другие.
– Что ты имеешь в виду? – спросил он.
– Твои последние каникулы в Линче: после твоего отъезда в Итон меня наказали, так как мячик, которым ты разбил стекло в оранжерее, оказался моим.
– Бедная Друзилла! – Голос маркиза был полон сочувствия. – Готов дать голову на отсечение – ты меня не выдала.
– Нет, не выдала, как видишь, – ответила она, – и это было огромной глупостью с моей стороны. Наследнику простили бы все его преступления, что бы он ни натворил. Про меня такого не скажешь – я была сорванцом, к тому же дочерью приходского священника.
– Что же с тобой сделали? – спросил маркиз.
– О, ничего особенного: хорошенько выпороли и посадили под замок на хлеб и воду, – весело ответила Друзилла.
– Прошу тебя, прости меня за прошлые прегрешения, – сказал он.
– Я приму твои извинения, – проговорила Друзилла, – если ты немедленно покинешь комнату. Уходи – и побыстрее.
– Почему ты так торопишься отделаться от меня? – спросил маркиз.
– Потому что тебя могут здесь увидеть, – ответила она. – Ты представляешь, что тогда скажут? Кроме того, ее светлость наняла меня при условии…
Внезапно она замолчала.
– Договаривай же! – настаивал маркиз.
Казалось, его вопрос разозлил ее.
– Хорошо, я договорю, – ответила Друзилла, гневно сверкнув глазами. – Ее светлость наняла меня при условии, что, пока я нахожусь под ее крышей, я не имею права поощрять какие-либо ухаживания со стороны мужчин.
– Ухаживания?!
– Если ты думаешь, что мне нравится, когда мне начинают оказывать знаки внимания джентльмены вроде тебя, ты жестоко ошибаешься! – бушевала Друзилла. – Женщина им нужна только для одной-единственной цели! Мужчины – животные, все до единого! Чем меньше я вижу их, тем мне спокойнее! – Губы Друзиллы плотно сжались и превратились в тонкую линию, из груди вырвался звук, очень похожий на рыдание. Ее пальцы судорожно сжали пяльцы. – Уходи, Вальдо, – уже более спокойно проговорила она. – И забудь о нашей встрече.
– Как я понимаю, какой-то мужчина очень жестоко обошелся с тобой, – предположил маркиз. – Кто же позволил себе такое? Кто?
Она невесело рассмеялась.
– Не просто какой-то мужчина, мой дорогой кузен, а почтенный отец семейства, великовозрастный сынок, дядюшка, высокочтимый друг, которого они не посмели обидеть – все! Один хуже другого, и все гнались за безопасным развлечением, прекрасно сознавая, что несчастная оскорбленная девушка не решится пожаловаться. Если же что и обнаружится, поверят им, а не ей.
– Невероятно, – еле слышно проговорил маркиз.
– Ты мне не веришь? – спросила Друзилла. – Можешь себе представить, что чувствуешь, когда тебя шесть раз выгоняют из-за каких-то историй – и все в течение трех лет. Шесть! А потом ты на коленях приползаешь сюда и начинаешь умолять, чтобы тебя взяли на работу, чтобы тебе оказали снисхождение, чтобы над тобой смилостивились! – Она замолчала и посмотрела на него. – Теперь-то ты понимаешь? Я надеюсь, что сейчас ты наконец уйдешь отсюда и не будешь лишать меня последнего шанса спрятаться от всяких домогательств и начать тихую, спокойную жизнь.
Маркиз поднялся. Вид у него был обеспокоенный.
– Я уйду, Друзилла, потому что ты меня об этом просишь, но я не забуду того, что ты мне рассказала. Я поговорю с родственниками. Недопустимо, чтобы ты так страдала.
– Оставь меня в покое, – оборвала она его. – Мне не нужны подачки от родственников, я вообще не нуждаюсь в чьем-либо сочувствии. Они презирали маму только за то, что она вышла замуж за приходского священника, так что вряд ли они будут более благосклонны ко мне. Выбрось все из головы, Вальдо. Все эти девять лет ты не вспоминал о моем существовании – нет причины создавать себе сложности сейчас.