Все трое повернулись к Друзилле и застыли, как на картине: герцогиня с молящим взором; маркиз, притягивающий к себе взгляд Друзиллы; герцог, полный подозрений, недоверия, осуждения.
Они ждали от нее ответа, ждали, что она скажет. Наконец пересохшими от волнения губами она произнесла:
– Я с большим вниманием отнеслась к такому искреннему предложению… и обдумав все… я с большой… радостью принимаю предложение моего кузена стать его женой.
Герцогиня тихо вскрикнула.
– Итак, решено, – тихо произнесла она. – Теперь, Джордж, ты должен быть доволен.
– Конечно, моя дорогая, – хмыкнул герцог и потом, когда все уже облегченно вздохнули, продолжил: – Но как отец и как блюститель нравственности всех, кто находится под крышей моего дома, я не могу простить мисс Морли ее появление на людях в подобном виде, и даже столь важная причина, как предложение о замужестве, ее не оправдывает. Таким образом, мне надлежит проследить, чтобы бракосочетание состоялось как можно скорее. Мы разбудим моего капеллана, и вы, милорд, и вы, мисс Морли, через час присоединитесь к нам для проведения церемонии бракосочетания.
– Бракосочетания?! – вскричал маркиз.
– Что ты хочешь сказать, Джордж? – взвизгнула герцогиня.
– Я хочу сказать, моя дорогая, – ответил герцог, – что твой друг, благородный маркиз, должен подкрепить свою историю действиями, если желает, чтобы я всему поверил. А что может быть более убедительным, чем скорейшее венчание? И мы с тобой будем свидетелями на такой восхитительной церемонии.
– Это невозможно! – горячо воскликнул маркиз.
– Тогда остается в силе мое первое предложение, – заявил герцог. – Выбор оружия я, так и быть, оставлю за вами.
– Нет, нет! – закричала герцогиня. – Какая нелепость, чушь какая-то! Подумайте, что скажут люди!
– А никто и не узнает, – ответил герцог, – если ты, моя дорогая, не начнешь болтать. Очень сомневаюсь, что у тебя возникнет подобное желание.
– Такое бракосочетание не может считаться законным, – быстро проговорил маркиз, – у нас нет специального разрешения.
– Я вам приготовил сюрприз, – сказал герцог, вытаскивая из внутреннего кармана дорожного сюртука какую-то бумагу. – Причина, заставившая меня отправиться в Оксфорд и лишившая меня счастья присутствовать на сегодняшней вечеринке, заключалась в том, что я узнал о намерении моего племянника жениться на дочери лавочника. Эта женитьба гибельна для него. Но он дошел до того, что добыл специальное разрешение, которое я у него и отобрал, дабы быть уверенным, что он не воспользуется им. Вот оно.
Герцог взглянул на бумагу.
– Имена, естественно, нам придется изменить, но я не сомневаюсь, что мой дальний родственник, его преосвященство архиепископ Кентерберийский, одобрит мои действия, когда мы разъясним ему создавшуюся ситуацию.
– Итак, у вас все козыри! – воскликнул маркиз.
Герцог посмотрел ему прямо в глаза.
– Очень мудро с вашей стороны признать это, – ответил его светлость и повернулся к Друзилле: – Мисс Морли, вы меня крайне обяжете, если оденетесь поприличнее. Полагаю, часа вам хватит на то, чтобы переодеться и упаковать ваши вещи.
– Упаковать вещи? – изумилась Друзилла.
– Ну, конечно, – вкрадчиво ответил герцог, – вы же захотите покинуть замок вместе с мужем. Для него тоже не составит особого труда собраться за час. Наша церковь, как вы знаете, в Западном крыле. Там-то мы и будем вас ждать. А теперь, моя дорогая, – обратился он к жене, беря ее за руку, – мы с тобой удалимся в наши покои.
– Ты сумасшедший, Джордж, ты совсем помешался! – воскликнула герцогиня.
– Мне очень жаль, что ты так считаешь, – сказал герцог. – Мне кажется, это разумный и цивилизованный способ решения того, что ты называешь страшной трагедией.
Его слова заставили герцогиню промолчать. Она позволила вывести себя из классной, бросив прощальный взгляд на маркиза.
Он смотрел ей вслед, пока она не скрылась в коридоре, потом повернулся к дрожавшей всем телом, белой, как снег, Друзилле.
– Господи! Какой ужас! – взорвался он. – Послушай, ты, глупая девчонка, какого черта ты мне не отказала?
Глава 2
– Будь он проклят, пусть он в аду сгорит! Чтоб он провалился! Подлец!
Маркиз рухнул на мягкое сиденье кареты. Ругань, срывающаяся с его губ, становилась все более яростной, грубой и непристойной.
Он пришел в себя только через пять минут, сообразив, что Друзилла сидит прямо и неподвижно. У него промелькнуло в голове, что другая на ее месте набросилась бы на него с упреками или заткнула бы уши, чтобы не слышать этот поток непристойностей.