– А нас вы оставите в Яффе, милорд? – спросила Беренгария. Мне показалось, что за эти дни они с Ричардом немного сблизились.
– Это зависит от нескольких обстоятельств, – уклончиво отвечал он и как-то странно посмотрел на меня. Я догадалась: он задумал что-то в отношении меня.
Я непременно выпытала бы у брата, что у него на уме, если бы нас не отвлекли. А вскоре на горизонте показались белые строения Яффы, и я забыла поговорить с братом.
В отличие от Акры Яффа располагалась на уступах крутого холма. По мере приближения я все яснее видела, что Саладин действительно разрушил крепость почти до основания.
– Вот почему мы раскинули лагерь за городской чертой, – пояснил Ричард. – В восхитительной апельсиновой роще.
Вскоре мы бросили якорь, спустили паруса и на шлюпке подошли к берегу. Как обычно, на берегу нас ожидала толпа. Некоторые пошли вброд нам навстречу, но брат прыгнул в воду и подхватил Беренгарию на руки. Я весело распрощалась с ними, а мгновение спустя передо мной возникло знакомое смеющееся лицо человека, пришедшего, чтобы доставить меня на берег. Это был Раймонд де Сен-Жиль, и хотя сердце у меня готово было выскочить из груди, я понимала, что не должна давать волю чувствам, и велела ему отнести на берег одну из фрейлин. Оглянувшись через плечо, я заметила Бургинь, стоявшую как раз за мной; ветерок играл ее легким платьем, не скрывавшим аппетитных очертаний ее тела. К своему стыду, должна признаться, что картина эта мгновенно изменила мои намерения и я немедленно оказалась на руках у де Сен-Жиля. Дальше было еще хуже, на сей раз он нес меня не так, как всегда, а прижал к своей груди и, когда я попыталась вырваться, лишь рассмеялся и крепче сжал меня в объятиях.
Пока мы медленно брели к берегу, он стал просить меня о свидании.
– Мы бываем вместе какие-то мгновения, – сказал он, – и не успею я сказать вам, что у меня на сердце, как нас окружает толпа народа. – Губы его почти прижимались к моему уху; он становился все настойчивее.
– Нет, нет, милорд граф, – отвечала я, пытаясь собраться с остатками сил. – Мы не должны… нам нельзя… вы, конечно, понимаете…
– Мы должны, и нам можно, и я ничего не понимаю! – Поставив меня на песок и опустившись на колени, чтобы помочь мне расправить складки платья, он прошептал: – Вечером выходите в рощу за своим шатром. Я буду гулять там каждый вечер после наступления темноты, пока вы не выйдете!
Весь остаток дня я спорила с собой; наконец, я решила, что увижусь с Раймондом и положу конец всем его романтическим фантазиям.
Однако в тот вечер Ричард поздно засиделся за столом, а после ужина потребовал позвать музыкантов. Я чувствовала, что Раймонд не сводит с меня глаз; однажды, когда наши взгляды встретились, он сокрушенно улыбнулся, незаметно пожал плечами и неслышно произнес:
– Завтра.
Кровь бросилась мне в лицо, и я поспешно отвернулась. К своему ужасу, я поняла, что Бургинь заметила наши переглядывания; ее полные губы кривились в понимающей улыбке. В ту ночь я пообещала себе, что не буду тайно встречаться с Раймондом и не позволю ему добиваться меня. Я была уверена: Бургинь уже сплетничала обо мне с Марией и считает Раймонда моим любовником. Ее собственный обожатель, Балдуин Фландрский, уехал в Тир; там он пытался убедить Конрада де Монферрата примкнуть к Крестовому походу. Поскольку теперь Бургинь изнывала от скуки, ей оставалось только забавляться злобными сплетнями.
На следующий день по предложению Ричарда мы отправились на берег, чтобы посмотреть, как идет разгрузка доставленных из Акры припасов. Ричард подвел к нам огромного норовистого жеребца, чьи бока лоснились, словно черный атлас.
– Я подарю его младшему брату Саладина, малеку аль-Адилю, – сказал он. – Лазутчики доложили, что он стал лагерем в трех милях к югу от нас, в Ибелине. – Он повернулся к Хамфри Туринскому: – А затем я попрошу вас передать письма ему и Саладину – если им понравится мой подарок.
– Зачем государю делать подарки брату Саладина? – в недоумении спросила у меня Беренгария на обратном пути.
Я пожала плечами:
– Помнишь, ведь Саладин тоже присылал подарки Ричарду. Персики, когда он болел, и другие дары. Конечно, для врагов такое поведение необычно, но ведь мы всего лишь женщины, что мы можем знать.
В тот вечер мы поужинали одни; когда убрали со стола, я ощутила непонятное беспокойство. В шатре было душно, и мы с Беренгарией отправились погулять. Я следила, чтобы мы держались подальше от апельсиновой рощи. Мы отправились одни, решив не беспокоить наших дам.
По пути нас то и дело приветствовали друзья, желавшие нам спокойной ночи; вдруг Беренгария вздрогнула и плотнее закуталась в плащ.
– Становится холодно, – заметила она. – Наверное, я пойду спать.
– Приятных снов, милая, – ответила я, целуя ее в щеку. – Скажи Катерине, что у меня болит голова и я еще немного побуду здесь, в тишине.
Дождавшись, пока она скроется за пологом шатра, я побрела к апельсиновой роще – вначале медленно, затем все убыстряя шаг. Вскоре я оказалась среди душистых деревьев, вдали от лагеря, а еще через секунду Раймонд уже сжимал меня в объятиях и целовал так, что все мои благие намерения рассыпались в прах. Одному богу известно, сколько прошло времени, пока я высвободилась и приказала ему прекратить.
Не говоря ни слова, он притянул меня к себе и снова начал целовать и ласкать; все мое тело горело огнем, ноги дрожали, я едва могла стоять. Не знаю, как мне удалось вырваться во второй раз; но, смущенная тем, как мое тело реагирует на его ласки, вне себя от стыда, я внезапно расплакалась. Собственная слабость разозлила меня, и я набросилась на Раймонда.
– Не прикасайтесь ко мне! – воскликнула я. – Как я могла так забыться? Из-за вас я ненавижу себя!
– Пустяки, – ответил он спокойно. – Признайся, что ты тоже любишь меня, и иди ко мне!
– Признаться, что я люблю? Но это сущий вздор! Я никогда не стану ничьей любовницей!
– Любовницей? Конечно нет! Я надеюсь жениться на тебе, милая! В конце концов, – добавил он, – однажды ты уже вышла замуж по воле родственников; уверен, на сей раз они должны позволить тебе выбрать мужа на свой вкус.
– Хотелось бы, чтобы вы оказались правы, милорд, – отвечала я, – но, боюсь, ни матушка, ни Ричард не позволят мне этого!
– Джоан, признайся, что любишь меня, и я сегодня же пойду к Ричарду!
– Нет, нет, Раймонд! Прошу тебя…
В роще было так темно, что я не видела его лица. Мое тело все еще пылало после его ласк, мысли путались. Что это со мной? Любовь или просто желание? И что же мне ему сказать… делать?
Подыскивая нужные слова, чтобы объяснить свою нерешительность, я услышала невдалеке голоса: низкий мужской и бойкий женский.
– Пресвятая Богородица! – тихо воскликнул Раймонд. – Нельзя, чтобы нас с тобой видели вместе! Я отвлеку их, а ты беги в шатер. Завтра ночью, милая… завтра, здесь же.
Я поспешила в шатер. Сердце мое колотилось так, что, казалось, вот-вот вырвется из груди. Охранник у шатра пожелал мне спокойной ночи. Я бросилась в постель. Присутствие в темной роще другой парочки отрезвило меня, напомнило о собственном легкомысленном поведении. Я с ужасом думала о том, что несколько минут назад чуть было не утратила свое доброе имя и честь…
В ту ночь мне не спалось. Впервые после смерти Уильяма я задавалась вопросом: смогу ли еще раз выйти замуж? Слова Раймонда поколебали мою убежденность в том, что мы не можем быть мужем и женой.
Насколько могуществен род графа Тулузского? Я прекрасно помнила, что он долгие годы считался заклятым врагом матушки. Как отнесется она к предложению Раймонда? Рассмеется ему в лицо или, напротив, сочтет, что наш брак положит конец старой распре из-за богатых земель на юге ее владений?
Потом я вспомнила, как странно смотрел на меня Рик по пути из Акры, и решила, что, вероятно, он догадывается о намерениях своего друга и размышляет о том, принесет ли наш брак деньги в его опустевшую казну. Крестовый поход требовал огромных расходов; я догадывалась о том, что большая часть средств, унаследованных мной от Уильяма, уже потрачена. И вспомнила, как Ричард говорил, что женится на Беренгарии из экономических соображений. В таком случае если Раймонд щедро заплатит, то его, возможно, сочтут достойным женихом для меня…