Однако, к несчастью, на следующий день я пала жертвой дизентерии и вынуждена была весь день провести в шатре. Не было никакой возможности передать весточку Раймонду. Я знала, что он ждет меня в роще, но не смела никого к нему послать.
Лишь на третий день мне стало немного легче; открыв глаза, я с радостью увидела лицо брата, склонившегося надо мной, он пришел навестить меня и узнать, как я себя чувствую.
– Я пришел бы раньше, – сказал он, – но был очень занят. Извини, Джо. В любом случае мне следовало прислать к тебе своего лекаря.
– Благодарю, я уже проглотила изрядное количество мерзких микстур, – ответила я. – И должна признаться, мне гораздо лучше. Так что садись, Рик, и давай поговорим. Чем ты так занят? Были ли у тебя стычки с Саладином?
– Да, – кивнул он, – но только на бумаге. – Он вздохнул и помолчал, собираясь с мыслями. – Видишь ли, он не дурак, думаю, мы должны остановить кровопролитие, договорившись между собой. Я отправил ему письмо, в котором написал об этом и о том, что оба мы устали. Неразрешенными остаются лишь вопросы об Иерусалиме и Святом Распятии. Конечно, от Иерусалима мы не откажемся никогда, пока жив хоть один крестоносец. Что же касается Креста… разумеется, это великая святыня для христианского мира, но для него он представляет собой просто ничего не стоящий кусок дерева. Я заверил его, если он вернет то, что нам принадлежит, то все остальное решится само собой, и мы все получим мирную передышку.
– Полагаю, он не согласился?
– Вот его ответ. Прочти сама. – Ричард протянул мне измятый кусок пергамента. Разгладив его, я прочитала: «Так как Иерусалим – для нас священный город, ибо именно оттуда наш Пророк вознесся на небо и именно там нашему народу суждено собраться в последний день, не мечтайте, что мы отдадим его Вам. Вы напали на нас внезапно и захватили город, разгромив слабые силы мусульман, которые защищали его… И так как обладание Крестом весьма прибыльно для нас, мы расстанемся с ним только в том случае, если это окажется выгодно для ислама».
Нельзя сказать, чтобы ответ Саладина меня удивил; ведь мы были еще далеки от полной победы.
– Значит, скоро мы пойдем на Иерусалим и возьмем его силой? – спросила я.
Брат ответил мне не сразу. Помолчав, он улыбнулся:
– Возможно, но надеюсь, что нет. Пока я не могу ничего тебе рассказать, Джоан, но я кое-что придумал. У меня родился великолепный план! Спи, отдыхай, возможно, по воле Господа и Саладина, скоро я сообщу тебе славную весть!
Глава 15
На следующий день ко мне пришла Беренгария и сообщила, что Ричард приглашает нас отужинать с ним. Она обрадовалась, застав меня одетой, и хотя я была еще слаба, но уже вполне могла передвигаться самостоятельно.
– Поспи днем, – сказала она, – а вечером вели доставить себя к шатру Ричарда на носилках. Говорят, от дизентерии слабеют ноги, хотя если судить по Бургинь, то это не так. Она оправилась от недуга всего за несколько дней. Теперь они с Марией каждый вечер ходят гулять.
Меня немного удивила такая прыткость обычно вялой девицы; но я знала, что Бургинь очень капризна и строптива. Возможно, кто-то из старших фрейлин попросил ее вечером остаться в палатке; и именно это заставило ее выйти прогуляться.
Что же касается меня, то я, последовав совету Беренгарии, почти весь день проспала; несмотря на это, вечером я поняла, что ноги у меня действительно подкашиваются. Меня несли к королевскому шатру на носилках, а я размышляла о том, что непременно должна увидеться с Раймондом.
Ричард приятно удивил меня, ожидая нас у входа, и сам помог мне спуститься, усадив меня за стол, подле себя с левой стороны. Не успела я сесть, как он тут же поднес мне кубок с вином.
– В чем дело, Рик? – спросила я. – Ты носишься со мной, как курица-наседка с цыпленком!
Он расхохотался.
– Правда в том, Джо, – сказал он, понизив голос, – что мне нужна твоя помощь. На завтрашний ужин я пригласил Сафадина, младшего брата Саладина, аль-Адиля. Я хочу, чтобы вы с Беренгарией нарядились в самые лучшие платья и присоединились к нам. Мы разобьем шатер между двумя нашими лагерями – на вечер объявлено перемирие, – и я хочу развлечь их на наш, западный, манер.
– Довольно странно приглашать к ужину врага!
– Джо, я уже говорил тебе: войны не всегда происходят только на ратном поле. Я кое-что придумал… но об этом еще рано говорить. Выполни мою просьбу, и, возможно, ты сыграешь большую роль в успешном завершении нашего Крестового похода.
Мне показалось, что он возлагает на завтрашний ужин слишком большие надежды, однако вслух я ничего не сказала. Мне часто приходилось сидеть рядом с Уильямом, когда он принимал восточных друзей, и развлекать их – мужчин, которые прежде никогда не обедали в обществе женщин, к тому же женщин с открытыми лицами.
Как только Ричард повернулся к Беренгарии, я огляделась, ища глазами Раймонда. Он сидел неподалеку, наши глаза встретились; но, к моему удивлению и досаде, он посмотрел на меня совершенно отчужденно. Должно быть, решила я, он огорчен тем, что напрасно прождал меня несколько ночей, не зная, что я больна. Дождавшись, пока Блондель запоет, я приказала пажу привести ко мне Раймонда. Чтобы наш разговор никто не подслушал, я специально села в некотором отдалении от остальных.
– Вы хотели видеть меня, ваше величество? – спросил Раймонд так холодно, что я вздрогнула.
– Я была больна, Раймонд, – быстро начала я, – и не выходила из палатки…
– Мне так и передали, – отвечал он. – Мы все рады видеть ваше величество снова в добром здравии. Однако вам следует вести себя осторожнее в будущем, миледи. Ночной воздух таит в себе опасность, а я, возможно, не единственный глупец, возомнивший о себе. Простите мне мою самонадеянность, ваше величество, и примите пожелания счастья в новой жизни. С вашего позволения…
Еще одна ледяная улыбка, еще один вежливый поклон, и он ушел, оставив меня в полном недоумении. Что он имел в виду под «новой жизнью»? И почему просил прощения за «самонадеянность»? Может, он попросил у Ричарда моей руки и получил отказ? Не следует ли призвать его снова и спросить, что случилось?
Когда мы добрались до временного лагеря в деревне Язур, где должны были встретиться с аль-Адилем, дневная жара уступила место вечерней прохладе. Несмотря на то, что я все еще была раздосадована вчерашним поведением Раймонда, прогулка доставила мне удовольствие. Ричард поскакал вперед, он хотел убедиться, что все приготовления завершены. Обычно мой брат предпочитал вести простую жизнь воина, но, когда ему приходилось принимать царственную особу, он внимательно следил за тем, чтобы все правила этикета были соблюдены, а убранство, одежда и пища были поистине королевскими.
На лугу возвышался королевский шелковый шатер. В шатре, на помосте, сияли двенадцать золотых кресел и длинный золотой стол, прежде принадлежавшие моему дорогому Уильяму; на столе стояли кубки, украшенные драгоценными камнями, и блюда, захваченные из королевского дворца Исаака на Кипре. Обычно все эти сокровища оставались на корабле, который охранялся днем и ночью, и я не видела их с тех пор, как мы отплыли из Лимасола.
Ричард, облаченный в пышные одеяния, которые были на нем в день свадьбы, выглядел как истинный король. Беренгария в своем наряде была прелестнее, чем всегда; и я, в любимом абрикосовом платье, явно не портила общей картины. Мой брат был более чем доволен мной – по крайней мере, так он сказал.
Вместе с нами за столом сидели: король Гвидо; Хамфри Туринский, которому надлежало исполнять роль переводчика; Роберт, храбрый граф Лестер; мой племянник Генрих Шампанский; епископы Солсберийский и Эвре; граф де Сен-Поль; герцог Бургундский, а также граф Раймонд де Сен-Жиль.