Я почувствовала, что Беренгария дрожит с головы до ног. Ее глаза были полны слез, но мои глаза были сухи. Мне хотелось одного: убежать прочь, забыть измученное лицо брата и его голос. Мне хотелось забыть Крестовый поход и то, что он сделал с дорогими мне людьми и со мной. Я хотела вернуться в Палермо…
В тот вечер мы с Беренгарией вдвоем ждали прихода Ричарда. Бургинь была с Раймондом; остальных дам мы отправили спать.
– Я оставил всякую надежду взять Иерусалим, – сказал Ричард. Мы с Беренгарией переглянулись. – Да и дома дела идут все хуже и хуже. Джон вступил в заговор с Филиппом против меня. Если я пробуду вдали от Англии еще какое-то время, возможно, мне уже некуда будет возвращаться. У меня не будет моего королевства. Но прежде чем я вернусь в Англию, я должен попытаться очистить от неверных Бейрут. И потому сегодня же я уезжаю в лагерь. Мы собираемся отправить вперед себя галеры с солдатами и осадными машинами. Понадобится немало времени, чтобы собрать припасы и погрузить все на корабли.
– Расскажите, милорд, почему вам пришлось отступить от стен Священного города; остальное оставьте на потом. – Беренгария подошла к столу и налила Ричарду кубок вина. Он принял его с кривой улыбкой.
– Да… у нас еще будет время, чтобы обсудить все события этого лета. Вы узнаете, как мы взяли Дарем и большинство караванов Саладина; вы услышите обо всех наших победах и поражениях… Мы отступили от Иерусалима после того, как я собственными глазами увидел, что взять город невозможно. Однажды утром, очень рано, мы атаковали отряд неверных у Эммауса. Мы напали на них внезапно, двадцать сарацин убили на месте. Мы захватили их лошадей, мулов, трех верблюдов и груз специй и шелков. Но посланцу Саладина и остальным удалось сбежать в горы. Я погнался за ними…
Одного настиг, когда его лошадь споткнулась, и проткнул его копьем. И тут я огляделся вокруг. Туман, стоявший до сих пор, развеялся, и я увидел с вершины холма минареты и башни Иерусалима, невыразимо прекрасные в свете восходящего солнца… Да, я увидел мой Священный город… но увидел и кое-что еще. Я увидел окружающие город зловещие, почти голые скалы, усеянные острыми камнями, и понял, что, взобравшись на эти скалы, мы и наши кони неминуемо умрем от жажды. Я снова полюбовался городом моей мечты, потом поднял щит и помолился, прося Всевышнего не давать мне больше смотреть на Священный город, раз я не в силах освободить его из лап неверных.
Голос брата задрожал; я увидела, что глаза его увлажнились.
– Вот так, – вздохнул Ричард. – Французы со мной, разумеется, не согласились. Они думали, что мы можем послать половину наших людей на штурм с тем, чтобы другая половина подвозила воду из реки Тёкоры. Безумный план! Саладин мог напасть на нас и перерезать всех до одного. У него много сотен отдохнувших, полных сил воинов, а в самом городе полно продовольствия и воды. Нет, нет, мы не могли взять город. И у меня есть все основания полагать, что нам и не суждено было его взять, так как произошло нечто странное. – Он снова замолчал, выпил вина и продолжал более уверенно: – Гора, на которую я поднимался, называется Монжу; вскоре после того, как я вернулся в лагерь, живший на горе святой отшельник прислал мне записку с просьбой во имя Господа немедленно прийти к нему. Я пошел. Отшельник уже ждал меня: голый, с копной грязных, спутанных волос. Он повел меня к себе в молельню – грубую пещеру, укрытую от посторонних взглядов, и достал маленькое деревянное распятие.
«На этом святом кресте, сделанном из дерева, росшего на Голгофе, клянусь, что говорю истинную правду. В этот раз, милорд король, вам не взять Иерусалим! Я знаю это так же твердо, как знаю и то, что через семь дней я умру».
Беренгария ахнула.
– Вы искали отшельника снова, милорд? Он в самом деле умер?
– Мне не нужно было его искать. Он спустился в наш лагерь со мной – по собственной воле. Он заболел, и, хотя наши лекари применили все свое искусство, чтобы спасти его, на седьмой день отшельник умер.
Я перекрестилась. Ричард встал.
– Вот вам мой рассказ. А сейчас, с вашего позволения, я должен идти.
Через день Блондель передал нам от Ричарда приглашение на ужин.
– На рассвете мы отплываем в Бейрут, – объяснил он.
В лагере мы встретились со многими старыми друзьями. Я перекинулась несколькими словами с Раймондом, который сидел рядом со мной. Я знала, что он уже попрощался с Бургинь, и знала также, что при расставании они поссорились. Многие слышали, как они ссорились, но в чем причина, никто не знал. Я старалась говорить беззаботно; он следовал моему примеру, но мне показалось, что глаза его снова выдают то многое, что он не в состоянии сказать.
Внезапно камергер ввел к нам запыленного, усталого гонца.
– Милорд король! – воскликнул гонец, падая на колени. – Вы должны вернуться в Яффу! Саладин напал на город и угрожает перерезать всех христиан!
Наскоро посовещавшись со своими приближенными, Ричард встал.
– С Божьей помощью, – громко объявил он, – я сделаю, что смогу. Наши корабли готовы к отплытию; солдаты должны немедленно выступить в поход по дороге, идущей вдоль берега моря. Надеюсь, я выражаю общее мнение?
Все англичане громко заявили о своем согласии, а вместе с ними – Генрих Шампанский и граф Раймонд де Сен-Жиль.
– Поступайте, как вам угодно, милорд король, – услышала я, к своему изумлению, голос герцога Бургундского. – Однако я не вижу причин посылать в Яффу моих солдат. Предупреждаю: ни один француз не пойдет за вами! – С этими словами он и его рыцари покинули нас.
– Невероятно, – прошептала я Беренгарии. – Как могут они допустить жестокое убийство раненых и больных? Как они могут?
– Какой позор! – воскликнула она. – Жаль, что я не мужчина!
Вдруг в голову мне пришла неожиданная мысль.
– Мы с тобой тоже можем поехать в Яффу и взять с собой самых крепких дам. Если нам удастся вовремя добраться до города и спасти наших людей, мы можем перевезти больных сюда, в Акру, а по пути ухаживать за ними.
Лицо ее осветилось радостью.
– Верно! – воскликнула она. – Пойдем к государю!
Я вышла на палубу и увидела, что Ричард расхаживает по ней с мрачным видом. Он смотрел то в море, то в сторону Яффы.
– Где же они? Где наш флот? – воскликнул он. – Почему всегда дует встречный ветер, когда каждая минута на счету? Мы стоим на якоре всю ночь, Джоан, и ждем, пока подойдут остальные корабли, а я схожу с ума, думая о том, что наши друзья в опасности.
Мы долго стояли рядом в молчании и смотрели, как восходит солнце.
– Господи! – воскликнул Ричард. – Зачем заставляешь Ты меня ждать, когда я иду служить Тебе?
Легкий ветерок сдул с моего лица вуаль, и я увидела вдали три паруса… потом четыре…
– Наш флот! Наконец-то! – Ричард отдал приказ, и над галерой взметнулись ярко-алые паруса.
Мы подошли ближе ко входу в гавань, и нашему взору предстали флаги на башнях.
– Это знамена Саладина! – вскричал Ричард. – Город в его руках!
Внезапно я заметила на воде что-то темное; я потянула Рика за рукав.
– Смотри! Кто-то плывет к нам!
Когда пловца подняли на палубу, оказалось, что это молодой священник. Он был так измучен, что не мог ни ходить, ни говорить, и некоторое время просто лежал на палубе, тяжело дыша. Ричард опустился перед ним на колени и приподнял его голову.
– Говорите! Наши друзья… что с ними? Они еще живы?
– Они там… перед башней. Ждут… смерти.
Брат вскочил на ноги и закричал на гребцов. Наша галера полетела так стремительно, что я чуть не упала. Остальные корабли догоняли нас; оруженосцы передавали своим господам мечи и копья.
Как только киль корабля коснулся песка, Ричард перемахнул через борт и прыгнул в воду, которая доходила ему до пояса. Рыцари и дворяне последовали за ним; Ричард размахивал своей сверкающей секирой… Они бросились к поджидавшему их отряду неверных.